Сразу же после встречи возбужденная герцогиня помчалась во дворец Кауница к сестре Доротее. Об «аудиенции» царя у герцогини де Саган в салонах ходили самые разные слухи — например, о том, будто государь требовал от нее разрыва с Меттернихом. По мнению агентов Хагера, так оно и было. Когда Меттерних наконец изловил герцогиню и спросил ее напрямик о встрече с царем, мадам де Саган ответила уклончиво:

В субботу, 22 октября Меттерних почувствовал в себе силы завершить сразу два важных дела. Он отправил герцогине послание, прекращающее их отношения, а вечером на балу в особняке графа Зичи князь вручил Гарденбергу письмо, касающееся Саксонии. Он согласился на сотрудничество с Пруссией и передачу ей Саксонии, выставив свои условия. Пруссия должна отказаться от всех других притязаний в Германии и рассматривать аннексию Саксонии как составную часть общего мирного урегулирования и, самое главное, «преуспеть» в блокировании замыслов русского царя в Польше. Меттерних как никогда был убежден в том, что настало время обуздать амбиции Александра.

Дав согласие на территориальные притязания Пруссии, Меттерних хотел, чтобы и Гарденберг выполнил свои обещания. Пруссия должна поддержать Австрию, необходимо без промедления приступить к совместным действиям. 24 октября, через два дня, австрийский император, русский царь и король Пруссии отправляются в недельную поездку в Венгрию. До их отъезда надо выработать общую стратегию.

23 октября состоялась встреча Меттерниха и Гарденберга с лордом Каслри, как и они, озабоченного усилением России. Совещание проходило в британской миссии на Миноритен-плац. Посланники договорились выступить против русского царя единым фронтом: Александр должен признать независимость Польши, в противном случае вообще не будет Польши ни в каком виде. Россия, Пруссия и Австрия поделят Польшу между собой. Но царь ни при каких обстоятельствах не получит ее целиком.

Они дают Александру на размышления пять дней после возвращения в Вену, и если он не согласится, то, как предложил лорд Каслри, проблема Польши будет поставлена перед всем сообществом держав. Меттерниху и Гарденбергу оставалось только заручиться соизволением своих сюзеренов.

Русский царь тоже решил до отъезда внести ясность в польскую «историю с географией». Он знал о недовольстве французов мирной конференцией и дал им понять, что готов переговорить с Талейраном. Министр, как положено, запросил аудиенции у царя.

Талейран действительно испытывал досаду. Пруссия по-прежнему вызывала у него опасения своим стремлением свергнуть короля Саксонии и разрушить королевство. Меттерних пренебрегает угрозами, погряз в интригах, наивно полагая, что все держит в своих руках. Каслри просто ведет себя как «школьник». Дипломаты ходят как сонные мухи, а Саксония вот-вот исчезнет с карты мира. Этого никак нельзя допустить.

И вечером 23 октября Талейран и царь всея Руси вновь встретились с глазу на глаз. После обмена любезностями Александр сам поднял проблему Польши и поинтересовался мнением Талейрана. Судя по корреспонденции Талейрана, он собирался пойти навстречу царю в решении польского вопроса в обмен на сохранение Саксонии.

Талейран объяснил, что его позиция по Польше не изменилась. То есть он, как и раньше, выступает за возрождение независимого королевства. Франция озабочена лишь тем, чтобы новые границы не создавали угрозу для соседей России.

— Они могут не беспокоиться, — сказал царь. — У меня двести тысяч солдат в герцогстве Варшавском. Пусть только кто-нибудь попробует выгнать меня оттуда.

В отношении Саксонии царь был не менее категоричен. Все уже решено, заявил он. Территория отдана Пруссии, и Австрия с этим согласна.

— Я не уверен, что Австрия согласна, — заметил Талейран. — Мне трудно поверить. Это не в ее интересах.

Затем, снова поднимая проблему международного права, Талейран спросил: достаточно ли «согласия Австрии» для того, чтобы сделать Пруссию обладательницей того, что принадлежит королю Саксонии?

— Если король Саксонии не отречется, то мы отправим его в Россию. Он умрет там, один там уже умер, — ответил царь, намекая на последнего польского короля Станислава II Августа, захваченного русскими войсками в девяностых годах XVIII века, увезенного в Россию и закончившего свои дни под Санкт-Петербургом.

— С позволения вашего величества я не могу поверить в возможность такого насилия. Конгресс созван не для этого, — сказал Талейран.

— Насилие? — воскликнул царь. — Разве король Саксонии не вправе поехать в Россию?

Талейран не знал, как ответить на этот вопрос, и чуть было не сорвался, но все-таки сдержал свое раздражение. Прежде чем князь успел открыть рот, царь произнес целый монолог. Франция-де в большом долгу перед ним. Она ему всем обязана, а международное право, о котором печется Талейран, для него ничего не значит.

— Ваше публичное право для меня пустой звук, — сказал Александр. — Вы думаете, мне нужны все ваши пергаменты и договоры?

Царь напомнил, что он обещал Саксонию королю Пруссии и намерен сдержать свое слово. Речь шла о девяти-десяти миллионах человек, решил поправить Александра князь.

— Ваше величество могут дать их, не уничтожая Саксонию, — сказал Талейран, подавая лист бумаги с набросками вариантов решения проблемы.

— Но король Саксонии — предатель, — отрезал царь, будто ни он сам, ни многие другие лидеры, заправлявшие конгрессом, не вступали прежде по тем или иным причинам в альянс с Наполеоном.

Талейран напрасно пытался убедить царя в том, что в интересах сохранения и мира, и собственной репутации ему не нужно трогать Саксонию. Александр не отступал от своего решения отдать ее Пруссии. Они расстались так, как и встретились, — раздраженные и недовольные друг другом.

На следующее утро, в день отъезда сюзеренов в Венгрию, Меттерних и Гарденберг еще не получили от своих сюзеренов одобрения на совместное выступление против русского царя. Александр вновь проявил инициативу и нагрянул с визитом к Меттерниху в золотисто-белое крыло дворца Хофбург. Князю пришлось выдержать самую тяжелую словесную баталию за всю карьеру.

Царь говорил с ним как со своим подчиненным:

— Я намереваюсь создать независимое государство Польшу, и мне необходимо получить ваше согласие сегодня же, до отбытия в Венгрию.

— Ваше величество, — довольно резко ответил Меттерних, — если все дело в создании независимой Польши, то Австрия тоже способна создать свою независимую Польшу.

И царь взорвался. Еще никто не говорил с ним в таком вызывающем тоне. По словам Александра, это был «тон бунтаря». И он осыпал Меттерниха «градом ругательств», ошеломивших и изумивших князя.

Поведение царя Александра напомнило Меттерниху Наполеона в состоянии безрассудного бешенства, и князь не знал, выйдет он из дворца в дверь или вылетит в окно, если царь исполнит свои угрозы. Австрийский министр никогда больше не хотел встречаться с русским государем наедине и пророчил всем, что Александр станет таким же безумным, как и его отец.