Схватив рубашку, я быстро надеваю ее, обхожу диван и встаю за спинкой. Сделав глубокий вдох и отдалившись от нее, я начинаю понемногу обретать контроль над собой. Держась за спинку дивана, я готовлюсь исправить ситуацию, хотя понимаю, что это невозможно. Если бы мне удалось объяснить, почему я так поступаю, она, возможно, перенесла бы расставание не так тяжело…

– Моя жизнь состоит из сплошных обязанностей… Господи, да ты хоть понимаешь, что я воспитываю ребенка?! Я не смогу поставить тебя на первое место! Черт возьми, даже на второе! А ты… – Я медленно поднимаю голову, смотрю ей в глаза. – Ты заслуживаешь лучшего, чем третье место!

Она встает, идет через гостиную и встает на колени на диване, прямо передо мной.

– Твои обязанности и должны быть для тебя на первом месте, вот почему я собираюсь дождаться тебя. Уилл, ты хороший человек. Именно поэтому я и влюбилась в тебя, и не смей ругать себя за это!

При этих словах то, что осталось от моего сердца, разлетается на миллион осколков. Я не могу позволить ей сделать это! Единственный способ добиться, чтобы она перестала любить меня, заставить меня возненавидеть. Я беру ее за подбородок, смотрю ей в глаза и произношу самые жестокие слова на свете:

– Ты в меня не влюбилась! Ты не имеешь права в меня влюбляться!

Ее глаза наполняются слезами, я отпускаю ее и иду к двери. Не могу смотреть, как она плачет. Не хочу видеть последствия своих поступков.

– Произошедшее между нами сегодня, – жестко говорю я, показывая на диван, – не должно больше повториться. И не повторится!

Я выхожу на улицу, закрываю за собой дверь, прислоняюсь к ней, закрываю глаза и, потирая пальцами виски, пытаюсь хоть немного успокоиться. Это я во всем виноват! Я позволил ей зайти в дом, зная, какую слабость испытываю к ней. Я поцеловал ее. Это я поцеловал ее! Поверить не могу, что это произошло! Двадцать минут наедине с ней – и я уже успел испортить ей жизнь!

Она сидит на диване, онемев от ужаса, с разбитым сердцем – и все из-за того, что я сделал и сказал… Ненавижу себя! Лейк меня, наверное, тоже ненавидит. Надеюсь, игра стоила свеч. Но почему же правильное решение в этой ситуации кажется мне совершенно неправильным?

Я подхожу к машине и беру Колдера на руки. Он обнимает меня за шею, даже не проснувшись. Кел открывает глаза и растерянно оглядывается по сторонам.

– Вы, ребята, заснули в машине. Иди домой и ложись спать. Ладно?

Кел трет глаза, вылезает из машины и переходит дорогу к своему дому. Я вхожу в дом с Колдером на руках. Лейк все так же сидит на диване, глядя в пол. Мне хочется обнять ее и попросить прощения за все, что произошло этим вечером, но я понимаю, что сейчас это невозможно. Ей нужно время, чтобы пережить гнев. Она должна разозлиться на меня. В этом году все ее внимание будет занимать Джулия. Нельзя, чтобы Лейк думала только о нас с ней, ведь это последний год, который она сможет провести вместе с мамой.

– Кел проснулся и пошел домой. Тебе тоже пора идти, – тихо говорю я.

Лейк хватает ключи со столика, поворачивается ко мне и смотрит прямо в глаза.

– Ну ты и кретин!!! – со слезами в голосе кричит она.

Ее слова поражают меня в самое сердце, словно в него попала пуля. Лейк выходит на улицу, хлопнув дверью.

Я отношу Колдера в его комнату, укладываю, а потом иду к себе. Закрыв за собой дверь комнаты, я прислоняюсь к ней, закрываю глаза и медленно сползаю на пол, прижимая ладони к глазам, чтобы хоть как-то сдержать слезы.

О боже! Эта девушка… Эта девушка – единственная, кто мне небезразличен, а я только что дал ей очень веские основания ненавидеть меня!

– Уилл, прости меня, – шепчет она. – Прости меня! – Она закрывает лицо руками. – Я чувствую себя просто ужасной! Отвратительной! Эгоисткой! Я и не подозревала, что тебе тоже было очень тяжело… Я-то решила, что ты выставил меня, потому что не хотел рисковать…

– Лейк, ну ты же не знала, что со мной творится. Думала, что я кретин, который сначала полез к тебе целоваться, а потом выставил тебя за дверь! Я на тебя никогда не обижался. И поверь мне, ты стоишь того, чтобы рискнуть. Если бы я не знал о болезни Джулии, то ни за что бы тебя не отпустил!

– О господи! Я же так и не извинилась! – поворачивается ко мне она, убирая руки от лица. – За то, что назвала тебя всеми теми словами на следующий день! – Она ложится на меня, и наши лица почти соприкасаются. – Прости, пожалуйста!

– Да за что тут извиняться, – пожимаю плечами я, – я это заслужил.

– Слушай, только не говори мне, что тебя это не разозлило! Да я же тебя как только не обозвала перед всем классом!

– Я не сказал, что не разозлился. Я сказал, что заслужил это.

– Значит, все-таки разозлился! – смеется она, откидываясь на подушки. – Ну-ка, рассказывай!

Еще никогда я не проводил опрос так медленно. Вызывал учеников по очереди, ни разу не поторопил, даже не засекал время выступления. Обычно дело идет не так быстро. Но когда Гевин закончил выступление, до конца урока остается еще пять минут, и мне приходится вызвать ее к доске. Я тянул до последнего, надеясь, что прозвенит спасительный звонок. Не знаю, то ли я жалею ее – ведь ей наверняка тяжело после всего, что произошло вчера вечером, то ли сам до смерти боюсь того, что она может сказать. Как бы то ни было, подходит ее очередь, и у меня нет выбора.

Откашлявшись, я пытаюсь произнести ее имя, но получается как-то невнятно. Лейкен выходит в центр аудитории, оставив листок со стихотворением на парте. Я точно знаю, что вчера в классе она ни слова не написала, а учитывая все, что произошло в моей гостиной вчера вечером, не уверен, что она вообще была в настроении сочинять стихи. Однако она держится вполне спокойно и уверенно и к тому же выучила стихотворение наизусть. Мне почему-то становится страшно.

– Можно задать вопрос? – спрашивает она, прежде чем начать.

Черт! Ну что она там собралась спрашивать?! Вчера она ушла от меня просто в бешенстве, так что не удивлюсь, если сейчас возьмет и заложит меня при всех! Черт, она наверняка сейчас спросит, всегда ли я выставляю своих учениц за дверь, после того как покувыркаюсь с ними на диване… Я киваю, делая ей разрешающий знак, хотя мне нестерпимо хочется выйти в туалет, потому что меня вот-вот стошнит.

– По времени ограничения есть?

Господи ты боже мой! Она просто задала совершенно нормальный вопрос! С облегчением вздохнув, я откашливаюсь и отвечаю:

– Конечно нет! Не забывай, что это игра без правил.

– Хорошо. Итак… Мое стихотворение называется «Подлец».

Кровь приливает к лицу, а сердце начинает стучать где-то в висках, как только я слышу название. Лейкен поворачивается к одноклассникам и начинает: