– А кто сказал, что мой вопрос не по существу?

Экскурсоводша быстро оглядела экскурсовода и скромно, как гимназистка, потупила глазки.

– У меня вечерние занятия в лектории, – произнесла она тем из своих голосов, в котором были человеческие нотки.

«Я стою у истоков династии экскурсоводов! – подумала Ева. – У них родятся пятеро маленьких экскурсоводиков, которые будут рысью бегать по городу, строить людей в колонны, показывать им дома и требовать, чтобы всё трогали только глазами».

Из музея Ева выходила понуро, но не без облегчения. Да, точки перехода она не нашла. Но зато и опасных моментов ей пережить не пришлось. Сейчас можно будет позвонить маме. Интересно, мама уже в курсе, что Ева опять пропустила школу?

Магниты она покупать не стала и поскорее выскользнула на улицу. Во дворе было пусто. Даже дворник-шишка куда-то исчез. Некоторое время Ева внимательно высматривала его между деревьями, но обнаружила только метлу, прислонённую к липе. Ева уже пошла в сторону открытых железных ворот, как вдруг неясное чувство заставило её оглянуться.

Табличка «Докторъ А. П. Чеховъ» отблёскивала ей в глаза начищенной медью.

«Табличка… – подумала Ева. – Если точка перехода в самом музее, то это неудобно. Ночью приходишь, а музей закрыт. Разумнее было бы сделать точку перехода снаружи».

Вернувшись к двери, Ева не задумываясь начала обводить буквы пальцем, но успела обвести только «Докторъ». На букве «Ъ» дверь распахнулась, и навстречу Еве, обдав её горячим дыханием, ринулась… нет! не коза!.. химера с головой, шеей и передними лапами льва. Сбоку львиной головы – очень гармонично – у химеры располагалась другая голова, козья. Хвост химеры представлял собой живую змею. В настоящий момент все три головы пребывали в настроениях противоположных. Змея шипела, коза меланхолично шевелила ушами и жевала коврик, а львиная морда разглядывала Еву с гастрономическим интересом.

«Мбе-е-э-э!» – плаксиво произнесла коза и, выплюнув коврик, задним копытцем ударила по полу. Это был сигнал к атаке. Львиная морда разинула пасть и зарычала, выдохнув клуб тёмного зловонного дыма. Ева неосторожно вдохнула его, пошатнулась – и рухнула прямо на химеру.

Ева очнулась раньше, чем открыла глаза. Лежала и осмысляла факт, что её не съели. Возможно, только ещё собирались.

– И что с ней будем делать? Проникла к нам невесть зачем, так и светит рыжьём… Если бы не Гризельда – не пойми что случилось бы… – произнёс кто-то капризным лирическим сопрано. – Может, её связать? Что ты стоишь как столб?

– Никакие трудности меня не остановят! У тебя есть скотч? Нет? И верёвки тоже нет? Ну тогда я вообще ничего не буду делать! – откликнулся баритон.

– Всё равно, Бермята, предприми что-нибудь! Девушка лежит на холодном полу, и мне это неуютно. Если б ты был мужчина, ты бы не топтался на месте!.. Ты бы сделал такое страшное лицо, заскрежетал бы на неё зубами! Спросил бы с громовым раскатом: «Несчастная, как ты осмелилась явиться сюда?!» Переложи девушку на диван, что ли!

Кто-то легко оторвал Еву от пола, и она ощутила тепло и покой, будто прислонилась к разогретой кафельной печи. Продолжалось это недолго. Ева совершила короткое путешествие по воздуху и куда-то была опущена. Скорее всего, действительно на диван. Нёсший её человек отошёл, и рядом с Евой разместился кто-то другой, громоздкий. Зевнул, щёлкнув челюстями. И сразу же заблеял.

«Нет! Только не это!» – холодея, подумала Ева.

Зацокали каблучки. Над Евой кто-то склонился. Она старалась лежать как можно тише, как можно бесчувственнее. Даже застонала слегка для большей выразительности.

– Бмме-э-э! – откликнулась коза.

– Странное дело… – произнёс женский голос. – Принято считать, что козы говорят «ме», а «бе» – это звук баранов. Однако по факту, вторая голова Гризельды говорит именно «Бмме-э-э»… Кстати, ты заметил, Бермята, что девчонка Гризельде нравится? Она не только её не тронула, но ещё к ней и ластится… Прогони её! Она раздавит девочку! Дай Гризельде, что ли, колбасы с сеном!

Зашлёпали босые мужские ноги.

– Где я сено возьму?

– Ты мужчина или как? Придумай что-нибудь! Зачем ты оторвал кусок обоев?

– Она и так их объедает. Я просто немного ускорил события…

Химере бросили колбасы, завёрнутой в обои, и она удалилась за диван. Змея-хвост тащилась сзади. Судя по раздутому капюшону, она была из семейства аспидов.

– Настасья, я видел эту девушку раньше! – внезапно произнёс баритон.

– Где?

– В «Тихой пристани». Когда я, притворяясь пьяным, следил за огневиками, то слегка переиграл и меня за ворот утащила болотница. А девушку посадили за мой столик. Конечно, она была под мороком старухи, но я взглянул на неё через двойное зеркало. Но у нас она что забыла?

– А это мы у неё спросим… Она прекрасно нас слышит. Обморок давно закончился.

– Ты думаешь? И давно она притворяется, Настасья?

– Минут десять. Начала ещё до того, как ты переложил её на диван. В следующий раз, дорогая, когда надумаешь притворяться, имей в виду, что веки не должны дрожать… И цвет кожи – он всегда выдаёт ускоренное сердцебиение…

Ева открыла глаза. Увидела стены с тёмно-зелёными обоями. Прямоугольник света из окна падал на кафельную печь и на стол с плюшевой скатертью. Выгнули шеи знакомые подсвечники-драконы.

Перед ней, поигрывая шёлковым шарфом, стояла женщина лет двадцати пяти. Волосы у неё были русые, замечательно длинные и пышные, заплетённые в удивительной толщины косу. Скулы широкие, глаза чуть раскосые. Еве, глядящей на неё снизу, женщина показалась очень высокой.

– Сто восемьдесят пять сантиметров плюс каблуки, – самодовольно пояснила она. – Удобно быть выше толпы! Правда, быть выше атлантов не получается.

– Рядом с атлантами чувствуешь себя подпрыгивающим гномиком! – признался баритон.

– Умница! Хоть раз увидел себя без иллюзий! – задиристо атаковала его женщина.

Обладатель баритона фыркнул. Его светлые волосы походили на львиную гриву, а лицо было квадратное: нижняя челюсть такая, что казалось, он мог разжевать камень. Плотный, запястья широкие. Очень сильный. Ева вспомнила, как легко он оторвал её от пола и перенёс на диван.

– Бермята. Как в былине, Бермята, сын Васильевич, – представился он. – Слышала обо мне?

Ева покачала головой.