Через месяц после рождения ребенка Дашкова все еще была слаба и чувствовала онемение руки и ноги. Согласно Дидро, который, очевидно, повторял рассказ Дашковой, только болезнь спасла ее от ареста. Екатерина решила удалить ее от двора и велела ей присоединиться к мужу, который в то время служил в Риге. Бэкингемшир, британский посол в начале царствования Екатерины, докладывал, что Дашкова, «которая столь активно проявила себя во время революции, получила приказ сопровождать своего мужа в Ригу, где расквартирован его полк. Эта леди во многом из-за своего высокомерного поведения потеряла уважение императрицы еще до того, как я прибыл в Москву. Она была слишком велика духом, чтобы или успокоить свою государыню, или смириться со своей опалой, и поэтому она с тех пор подозревалась в возбуждении и поощрении тех, кто был настроен против теперешнего правительства».

Относительно ее опалы он добавил: «Господин Панин будет сильно задет ее удалением от двора, поскольку она его родственница и большая фаворитка»[208]. Только потому, что Панин вмешался и заступился за нее, наказание было ограничено ссылкой в Ригу. Дашковой казалось, что ее везде окружали враги и что Панин был ее единственным союзником. Граф де Сольмс справедливо писал: «У нее было мало друзей, и только граф Панин был все еще на ее стороне»[209].

Дашкова пробыла в Риге недолго, и когда муж присоединился к своему полку в Дерпте (Тарту), уехала с детьми и гувернанткой Пелагеей Каменской жить в усадьбе Михалкове в нескольких верстах от Москвы. Там она дышала свежим воздухом и поправляла здоровье, принимая холодные ванны. Вдали от суеты и политических махинаций столицы Дашкова опять могла посвятить время чтению, сочинительству и ученым занятиям. Новые журналы того времени публиковали идеи группы Панина и других оппозиционных придворных групп, критикуя недостатки русского общества. Такие писатели, как Александр Сумароков и Михаил Херасков, вместе с членами их литературных кружков надеялись, что новая правительница осуществит их желание нового законного порядка, основанного на разуме и моральном просвещении. В 1759 году Сумароков издавал в Петербурге журнал «Трудолюбивая пчела», посвященный Екатерине. Подобным же изданием было «Праздное время, в пользу употребленное», а в Московском университете Херасков с группой студентов печатал «Полезное увеселение». Денис Фонвизин, первый крупный русский драматург, был членом этой группы, а вскоре стал секретарем Панина, публично представляя взгляды его партии. В 1763 году во время коронационных торжеств в Москве Дашкова основала ежемесячный литературный и философский журнал «Невинное упражнение», главным редактором которого стал Ипполит Богданович. Номера журнала печатались с января по июнь 1763 года в типографии Московского университета. В отличие от журнала Хераскова он не демонстрировал никакой поддержки режима Екатерины и был посвящен исключительно пропаганде идей Просвещения.

Дашкова принимала активное участие в работе «Невинного упражнения» и как его патрон, и как автор. Первый выпуск журнала содержал сделанный С. И. Глебовым перевод дидактической поэмы Вольтера «О равенстве состояний» (De L’Egalité des Conditions), опубликованный по настоянию Дашковой[210]. Переводы Дашковой из сочинения Гельвеция «Об уме» печатались в нескольких номерах 1763 года, и в это же время она издала свой перевод «Из опыта о епическом стихотворстве» (Essai sur la poésie épique) Вольтера — серии эссе, посвященных Гомеру, Вергилию, Лукану, Триссино, Камоэнсу, Тассо и Мильтону[211]. Ее интерес к такой работе разжег брат Александр, который в возрасте четырнадцати лет опубликовал перевод Вольтера в «Ежемесячных сочинениях», издававшихся Академией наук. Николай Новиков в «Опыте исторического словаря о российских писателях» (1772) написал, что Дашкова напечатала некоторые свои ранние стихотворения в «Невинном упражнении», но теперь трудно с уверенностью идентифицировать их[212]. Единственное поэтическое сочинение в журнале, точно принадлежащее ей, — это перевод отрывка из поэмы Марка Лукана в двадцать шесть строк, основанный на французской версии Ж. де Бребёфа «La Pharsale de Lucain»[213]. Отрывок из Лукана больше всего привлек ее в работе Вольтера, поскольку он описывал гордый и смелый отказ Катона войти в храм Юпитера Амона, чтобы получить там благословение[214]. Вместо этого он высказывает пантеистическую идею о том, что настоящий храм Бога — это небо, земля и человеческое сердце, которое более всего любит истину. Счастье человека, следовательно, зависит не от пророчества или божественного вмешательства, но от самостоятельности и уверенности в своих силах.

Пока Дашкова предавалась ученым занятиям в Москве и в своей усадьбе, она размышляла о жизни: о поражении, нанесенном ей Орловыми, о недовольстве Екатерины, об ожидавшем ее будущем. Теперь, в тяжелое для нее время, было невозможно вернуть благосклонность императрицы, поскольку ее семья лишилась власти, а ее дядя не находится при дворе. Только Никита Панин, чье влияние также резко упало, мог помочь ей в будущем. Екатерина, которая, в общем-то, не любила братьев Паниных и не доверяла им, уважала интеллект Никиты Панина, называя его «энциклопедией». Она полагалась на его опыт в международной политике, например, в вопросе польского наследства, и в октябре 1763 года призвала Панина руководить иностранными делами России.

В конце концов Панин смог походатайствовать за Дашкову, и вследствие этого она осталась фрейлиной, что требовало присутствия при дворе. В конце 1763 года она вернулась в столицу. Согласно Бэкингемширу, Панин был влюблен в Дашкову, разговаривал с ней нежно и старался видеться с ней как можно чаще. Когда он узнал о ее приезде, то отказался от приглашения отобедать с британским послом, поспешив встретить ее: «Сюда прибыла княгиня Дашкофф; господин Панин, который обещал пообедать со мной в прошлый вторник, извинился, что не сможет, поскольку, как я позже узнал, хотел быть с ней; потребуется все его хладнокровие и авторитет, чтобы удержать ее деятельный дух в терпимом состоянии спокойствия, я жду с некоторым нетерпением, как ее примут при дворе»[215].