Впрочем, его это больше не интересовало. После последнего вылета, после четырёх часов, проведённых на операционном столе, он сильно изменился. В отличие от коллег, попавших в сходную ситуацию, он не писал писем министру обороны, не требовал повторного медицинского освидетельствования, не пил в тоске «шило» по углам. Со стороны казалось, что он вообще потерял какое-либо влечение к авиации, а особо – к военной авиации. Однако это постороннее впечатление было обманчивым. Рашидов и не думал расставаться с небом. Наоборот, он собирался завоевать его. Но не для русских, а для своего нового бога. Руслан запомнил виденный им сон: от первого до последнего эпизода; запомнил он и слова Джибрила.

Руслан демобилизовался и стал искать применение своим силам. И очень скоро, когда в советской империи центробежные настроения возобладали над здравым смыслом, он нашёл людей, которые оценили его знания и умения по достоинству и которым не нужно было предъявлять «паспорт налёта» или «свидетельство о пригодности по медицинским показателям» – этим людям было достаточно одного: он с ними, и он их не предаст.

Рашидов был везде, где шла война. Он сжигал посёлки иноверцев в Нагорном Карабахе, совершенствовался в бомбометании по городской застройке в Приднестровье, оказывал поддержку с воздуха повстанцам Таджикистана. Только во время чеченской кампании ему ни разу не удалось подняться в воздух: русские хоть и вели себя тогда как полные идиоты, но первое, что сделали, – это разбомбили военные аэродромы противника, в результате чего Рашидову пришлось полгода слоняться с отрядом таких же обездоленный пилотов-чеченцев, партизаня, захватывая в плен нерасторопных российских солдат, подбивая танки из гранатомётов, охотясь на вертолёты со «стингером» в руках.

Теперь, когда Рашидов воевал на стороне истинной веры, новый бог берёг его – даже в самых ожесточённых боях пули и осколки летели мимо, и бывший пилот советских ВВС выходил из переделок без единой царапины. О его везении и безрассудной храбрости слагались легенды. Кое-что из этих устных историй дошло и до него. Слушая их, он только качал головой и улыбался – молва, как всегда, разукрашивала подвиги сверх всякой меры.

* * *

У Рашидова хватило ума никогда и никому из своих новых собратьев по вере и оружию не рассказывать о причудливом сне, увиденном им на операционном столе, и о встрече с божеством. Ознакомившись с Кораном и комментариями к нему мусульманских богословов, Руслан понял, что он видел не просто сон, он участвовал в том, что мусульмане называют «Исра ва-л-мирадж» – «ночном путешествии и вознесении», которое совершил когда-то, много столетий назад, сам Пророк. Это историческое событие занесено во все хроники и по сию пору отмечается как праздник аль-мирадж в двадцать седьмой день месяца раджаб. Повторение священного вознесения Пророка – даже в виде сна – было бы воспринято любым мусульманином (будь он суннит, шиит или ваххабит) только как немыслимое святотатство. За подобное можно и головы лишиться, а потому Рашидов предпочитал помалкивать. Ему было вполне достаточно того, что он сам знает о своём особом статусе в грядущей «великой войне за веру», а слава… слава у него уже есть.

Эти войны, которые российская пресса упорно называла «локальными конфликтами», лишний раз укрепили Рашидова в убеждении, что он сделал правильный выбор: воевать сейчас на стороне русских было просто унизительно. Та раковая опухоль индивидуализма по принципу «моя хата с краю», которая иссушала русскую нацию с начала времён, наконец дала метастазы. Процесс развала приобрёл катастрофический характер. Солдаты за водку продавали своё оружие и амуницию; генералы за пачку долларов продавали своих солдат; за рейтинг у «избирателей» правители продавали своих генералов. Продажность и предательство стали настолько распространённым явлением, что уже никто не удивлялся, когда в сводках новостей проскакивало сообщение о том, что боевики сумели «непонятным» образом выйти из окружения, а лучшие истребители «Су-27» сдаются на металлолом.

Ничего подобного не было в среде тех, с кем теперь предпочитал иметь дело Рашидов. Воинское товарищество, гордость, достоинство – все эти качества, казалось, были присущи всем, кто встал под знамёна истинной веры. Не смущали Руслана и политика репрессий, которые его друзья проводили по отношению к русским, так или иначе оказавшимся в пределах досягаемости; более того, он лично принимал участие в расстрелах, и ощутил при этом странное и совершенно новое для него удовольствие.

После того, как генерал Александр Лебедь и начальник штаба вооружённых сил свободной республики Ичкерия Аслан Масхадов подписали в Хасавюрте историческое соглашение, фактически озвучившее победу чеченской армии над российской, Руслан Рашидов временно оказался не у дел. Он не сильно переживал по этому поводу, зная, что вскоре будет востребован вновь. На полученные от полевых командиров деньги (а Руслан хоть и воевал из идейных соображений, но от денег, положенных бойцам с «гяурами» и «ненавистной Российской империей», никогда не отказывался) Рашидов отправился отдохнуть в Европу, посетил Париж и Венецию, Берлин и Амстердам, покатался на лыжах в альпийских горах, полюбовался на корриду в Мадриде, загорел до черноты на Золотых Песках, соблазнил темпераментную итальянку в Риме – в общем, турне удалось на славу. Тем более, что именно там, в Европе, на одном из курортов, он познакомился с человеком, благодаря которому снова стал кадровым офицером.

Федеративная Республика Народов Кавказа создавала свою армию и нуждалась в военных специалистах самого различного профиля. Разумеется, специалисты эти должны быть не просто экспертами с соответствующим образованием, они должны быть преданы идее, ради которой им придётся воевать и, возможно, умирать. В этом смысле Руслан Рашидов был для вербовщиков идеальной кандидатурой. Прослышав о квалификации и боевых заслугах, вербовщик с ходу предложил ему звание полковника и должность при президенте Республики. Рашидов, дослужившийся в советских ВВС до старшего лейтенанта, выказал своё равнодушие к любым должностям и званиям, и сразу спросил, на чём ему придётся летать.

– «Су-27», – ответил вербовщик, наблюдая сквозь огромные солнцезащитные очки за резвящимися на пляже девушками в трудноразличимых для глаза купальниках. – Личная гвардия президента. Вы знаете этот класс машин?

Рашидов, которому в последнее время приходилось летать на таком старье, как «МиГ-21» (Нагорный Карабах, Таджикистан) и «L-39» (Чечня), был приятно поражён. К сожалению, у большинства молодых республик, внезапно и бесповоротно обособившихся, не было средств на приобретение и поддержание в работоспособном виде современной военной техники. Только в Приднестровье ему подфартило: молдаване выделили под начало Рашидова «МиГ-29». Однако части ПВО 14-й армии, защищавшей Приднестровье, не дремали, и развернуться по полной программе у Рашидова не получилось.

– Знаю ли я «Су-27»? – переспросил Руслан. – Это лучшее из того, на чём я летал. Когда выезжаем?

Он уже понял, что устами вербовщика говорит судьба, и не колебался ни секунды. Вербовщик улыбнулся, обнажив большие белые клыки – словно волк перед броском.

– Сегодня, – сказал вербовщик. – Если вам не жаль расставаться с этим, – он обвёл рукой пляж и девушек.