Все случилось так быстро, что, только прибежав на базар, я смогла осознать происшедшее. Вот я сижу в мечети и, забыв про все на свете, слушаю исполненную мудрости проповедь Руми. В таком состоянии конечно же я не обратила внимания на сидевшего по соседству юнца, который случайно наступил на конец шарфа, скрывавшего мое лицо. Прежде чем я успела что-то сообразить, тюрбан съехал набок, приоткрыв лицо и прядь волос. Тотчас поправив шарф, я продолжала слушать в уверенности, что никто ничего не заметил. Но когда я снова подняла голову, то увидела молодого человека в первом ряду, который, ухмыляясь, пристально смотрел на меня. Квадратное лицо, острый нос, расползшийся в улыбке рот. Это был Бейбарс.

Из всех завсегдатаев нашего лупанара Бейбарс был самым противным, и ни одна из девушек не хотела с ним спать. Есть такие мужчины, которые любят шлюх и в то же время стараются побольнее их обидеть. Таким был Бейбарс. Вечно он отпускал непристойные шутки. А однажды так прибил девушку, что даже хозяйка, любившая деньги больше всего на свете, прогнала его и велела больше не появляться у нее на пороге. Однако он вернулся и возвращался еще не один раз. Так продолжалось несколько месяцев. Но потом, по какой-то неведомой мне причине, он перестал приходить в бордель, и мы больше ничего о нем не слышали. И вот теперь, отрастив бороду, он, как настоящий благочестивый мусульманин, сидел в первом ряду, и только глаза у него по-прежнему мерзко блестели.

Я отвернулась, но было слишком поздно. Бейбарс узнал меня. После того, как он шепнул что-то соседу, они оба обернулись и стали на меня смотреть. Потом показали на меня кому-то еще, и один за другим мужчины в мечети стали оборачиваться и глядеть в мою сторону. Я почувствовала, что краснею. Сердце у меня от страха забилось быстро-быстро, но я не могла сдвинуться с места. И тогда я, как ребенок, закрыла глаза, словно хотела таким образом скрыться от окружающих и отвести от себя беду.

Когда я снова открыла глаза, Бейбарс, расталкивая сидевших, шел ко мне. Я метнулась к двери, но, находясь в плотной толпе мужчин, не сумела убежать. Бейбарс подскочил ко мне и встал так близко, что я чувствовала его дыхание. Схватив меня за руку, он произнес сквозь стиснутые зубы:

— Что тут делает эта шлюха? Стыда у тебя нет!

— Пожалуйста… пожалуйста, отпустите меня, — пролепетала я, но не думаю, что он меня услышал.

Его приятель присоединился к нему. Сильные, страшные, высокомерные, уверенные в себе мужчины в ярости осыпали меня оскорблениями. Люди вокруг стали оборачиваться на шум. Несколько человек попытались призвать остальных к порядку, но их никто не послушал. Я не оказала ни малейшего сопротивления, когда меня потащили к выходу. На улице у меня на мгновение мелькнула надежда, что Сезам поможет мне убежать, если начнется самое плохое. Но, оказавшись на улице, я поняла, что если в мечети мужчины еще сдерживались из почтения к проповеднику, говорили тихо и не били меня, то зато теперь разошлись вовсю.

Мне многое довелось повидать в жизни, и все же я, кажется, никогда не попадала в столь безвыходное положение. После долгих лет сомнений я решилась сделать первый шаг к Богу, и чем же Он ответил мне? Выкинул меня из Своего дома!

— Не надо было мне ходить туда, — сказала я Сезаму и сама не узнала свой голос. — По-своему они правы. Шлюхе не место в мечети, как и в любом из Его домов.

— Не говори так!

Я обернулась, чтобы посмотреть, кто сказал это, и не поверила своим глазам. Это был тот самый безбородый странствующий дервиш. Сезам от радости, что вновь видит его, расплылся в широкой улыбке. Я бросилась к нему, желая поцеловать его руки, но он остановил меня:

— Пожалуйста, не надо.

— Но как мне отблагодарить тебя? Ты спас мне жизнь.

Он равнодушно пожал плечами.

— Ты ничего мне не должна, — сказал дервиш. — Мы всем обязаны одному Ему.

Он назвался Шамсом Тебризи, а потом произнес нечто странное:

— Некоторые люди рождаются с замечательной аурой, но потом она блекнет. По-моему, и ты такая же. Когда-то твоя аура была белее лилий с желтыми и розовыми крапинами, но со временем она изменилась. И теперь она светло-коричневая. Разве тебе не хочется стать прежней?

Я смотрела на него, не зная что сказать.

— Твоя аура потеряла свет, потому что многие годы ты считала себя грязной внутри и снаружи.

— Я и есть грязная, — произнесла я, прикусывая губу. — Разве тебе неизвестно, чем я зарабатываю на хлеб?

— Позволь рассказать тебе одну историю, — сказал Шамс.

И вот что это была за история.

Однажды шлюха проходила мимо бездомной собаки. Несчастное животное страдало от жажды на обжигающем солнце. Тогда шлюха сняла туфлю, налила в нее воды из ближайшего колодца и напоила собаку. А потом пошла своей дорогой. На другой день она повстречала суфия, который был человеком великой мудрости. И тот поцеловал ей руки. Женщина удивилась. А суфий сказал ей, что ее доброта по отношению к собаке была искренней и затмила все ее грехи, которые были мгновенно прощены.

Я понимала, о чем говорит Шамс, однако в душе не могла поверить ему.

— Даже если я накормлю всех собак в Конье, — сказала я, — этого будет недостаточно для искупления моих грехов.

— Этого ты не знаешь, это знает только Бог. И почему ты считаешь, что мужчины, которые вытолкали тебя из мечети, ближе к Богу, чем ты?

— Если они и не ближе к Богу, — неуверенно проговорила я, — то кто скажет им об этом? Ты?

Дервиш покачал головой:

— Нет, так ничего не получится. Ты сама должна сказать им.

— Думаешь, они будут меня слушать? Ведь они меня ненавидят.

— Они будут слушать, — твердо произнес Шамс Тебризи. — Потому что нет такого понятия, как «они», так же как нет понятия «я». Все и вся связано во вселенной. Мы — это не сотни и не тысячи разных существ. Мы все Одно целое.

Я подождала, пока он объяснит мне свою мысль, но вместо этого он сказал:

— Вот одно из сорока правил. «Если хочешь изменить отношение к тебе других, надо первым делом изменить свое отношение к себе. Пока ты не научишься искренне любить себя, тебя тоже никто не будет любить. Однако, достигнув этого, будь благодарна за все колючки, которые люди бросят в тебя. Это знак, что скоро ты покроешься розами». — Дервиш немного помолчал. — Как ты можешь винить других за то, что они не уважают тебя, если сама считаешь себя недостойной уважения?

Я была не в силах произнести ни слова, однако крепко ухватилась за то, что ускользало от меня. Я вспоминала мужчин, с которыми спала, — как они пахли, какие у них были руки, как они кричали, когда… Я видела милых мальчиков, которые превращались в чудовищ, и чудовищ, которые становились милыми мальчиками. Я вспомнила мужчину, который имел привычку плевать в девушек, когда спал с ними.

— Грязная, — говорил он, плюя мне в лицо. — Грязная шлюха.