И тут она наконец почувствовала то, что и должна была, конечно же, почувствовать с самого начала: резкое, острое сожаление. Он опять сейчас уйдет, опять! А она опять будет мучиться по нему, да-да, не скучать, а вот именно мучиться! И не будет знать, встретятся ли они снова, и это незнание будет изводить ее, изматывать, терзать!

Но что она чувствовала теперь, было уже неважно. Сергей торопливо и неловко поцеловал ее – не поцеловал даже, а лишь прикоснулся губами к ее щеке. Но даже от этого его короткого прикосновения ее словно током прошило.

«Губы у него какие-то особенные, что ли?» – подумала Ольга и чуть не заплакала.

Он шел по улице, удаляясь, теряясь среди прохожих, а она заставляла себя не смотреть ему вслед. Но все-таки смотрела, конечно. От одного лишь взгляда на него, даже такого вот взгляда сзади и издалека, у нее захватывало дух.

«Я ничего не смогу с этим поделать, – глотая слезы, подумала Ольга. – Ничего и никогда! Так и буду всю жизнь мучиться».

И этому она тоже не знала объяснений.

Нелли приехала в Тавельцево без предупреждения. Впрочем, она вообще редко предупреждала кого бы то ни было о своих действиях, и Татьяна Дмитриевна понимала, почему: ее сестра сама не всегда могла предсказать их заранее. Эта невинная женская слабость в начале отношений подзадоривала мужчин, но вскоре становилась для них слишком утомительной, поэтому ни один не задерживался в Неллиной жизни надолго.

Впрочем, все это имело значение лишь много лет назад, а теперь в Неллиной жизни имел значение единственный мужчина – сын Иван. И то, что он не женат – Нелли считала, из-за своей дурацкой работы, – очень ее удручало. Иван был океанологом, и, несмотря на собственную взбалмошность, она считала, что мужчине в его возрасте пора бы заняться чем-нибудь более практическим.

– Тань, у тебя что, правда картошка растет? – закричала она, едва открыв калитку.

Татьяна Дмитриевна дождалась, пока Нелли дойдет от калитки до крыльца, и ответила:

– Не растет, а уже выросла. И мы ее уже убрали, в сентябре еще. Для тебя целый мешок приготовлен.

– Восторг! – восхитилась Нелли.

– Никакого восторга, – усмехнулась Татьяна Дмитриевна. – Подмосковная картошка на мыло похожа, не разваривается даже. Только в салат и годится. Здесь же глинозем сплошной.

– Ну, ты все тамбовские черноземы забыть не можешь, – засмеялась Нелька. – Картошка на них, безусловно, растет хорошая, но это не делает их привлекательными для постоянного проживания. Что поделать, нет в этом мире совершенства.

– Я знаю, – улыбнулась Татьяна Дмитриевна. – Пойдем обедать.

Пока старшая сестра накрывала на стол – октябрь стоял такой теплый и светлый, что весь ее день по-прежнему проходил на веранде, – младшая бродила по саду. Оттуда то и дело доносились ее восхищенные возгласы.

– У тебя до сих пор на розах бутоны! – сообщила она, наконец поднимаясь на веранду. – Они что, еще расцветут?

– Если заморозков не будет, то расцветут. Я эти розы в Клину купила, они районированные.

– Фантастика!

– Практически звездные войны, Нинка бы сказала, – усмехнулась Татьяна Дмитриевна.

– А ты приземленная натура, – тут же заявила Нелли. – Не умеешь восхищаться красотой. Даже той, которую сама создаешь.

– Просто я уже старая, – улыбнулась Татьяна Дмитриевна. – Между мной и жизнью прокладка уже слишком большая, ее трудно пробить. Во всяком случае, розами.

– Ну, не знаю, – пожала плечами Нелли. – А по-моему, ты и в молодости была невозмутимая.

– В молодости – не была. Я была импульсивная и капризная. Садись, Неля, а то картошка остынет.

– Нет, вот этого я никогда не пойму! – воскликнула Нелли.

– Чего – этого?

– Я же не предупредила, что приеду. А у тебя картошка горячая ровно в ту минуту, когда я поднимаюсь на веранду. Как такое может быть?

– Очень просто, – пожала плечами Татьяна Дмитриевна. – Ты приехала в обеденное время. Если я никого не жду, то ем чаще всего картошку, потому что с ней возни мало и потому что я к ней, и правда, с тамбовских времен привыкла. Что в этом странного?

– Если разобрать все подетально, то странного ничего. А в целом у тебя получается немыслимо гармоничная жизнь. Что ни говори, Тань, а ты всегда была дико уравновешенная.

Нелли села за стол и принялась накладывать себе на тарелку картошку, которая исходила аппетитным паром и ничуть не напоминала мыло.

– Не то что я, – уточнила она. И, заметив обливную мисочку с солеными огурцами, восхитилась: – О, и огурцы еще! Тоже свои, конечно? Таня, ты уникум. Мне вот лень с дивана соскрестись, особенно по утрам.

– Не гневи Бога, Неля, – улыбнулась Татьяна Дмитриевна. – Ты – воплощенная молодость. Всегда такой была и всегда будешь.

– Все-таки дети напоминают родителей, – сказала Нелли. Она следовала за собственными мыслями прихотливо и без объяснений, которые считала излишними. – Вот, например, Ванька мой без царя в голове. В кого это? В меня, конечно. Правда, мне никогда не приходило в голову таскаться по океанам непонятно чего ради, но по сути он мой. А Оля у тебя рассудительная, без губительных порывов. Не в отца же своего распрекрасного она такая удалась – только в тебя.

Татьяна Дмитриевна не сдержала улыбку. Губительные порывы! Нелька в самом деле оставалась верна себе. Кто, кроме нее, сумел бы произнести такую мелодраматическую фразу естественно, без тени пошлого пафоса?

Но улыбка ее сразу и угасла.

– Не знаю, Неля, – сказала она. – Насчет Оли – не знаю. Да, мне тоже казалось, что она рассудительна и уравновешенна.

– Казалось? – переспросила Нелли. – А на самом деле не так, что ли?

– На самом деле… Не знаю. Теперь – не знаю. По-моему, она влюбилась.

– Ничего себе! – ахнула Нелли. – Оля – влюбилась?! В смысле, не в Андрея, а в постороннего мужчину? Да быть такого не может! Ты, Тань, путаешь что-то.

– Хотелось бы, чтобы так. Но похоже, что не путаю.

– Она тебе что, сама сказала?

– Нет, конечно. Оля все-таки есть Оля, она о таких вещах говорить не станет, даже со мной. Но она в таком смятении, что и Нинка, наверное, заметила бы. А мне такое ее состояние не заметить было бы странно.

– А Андрей?

– Я его давно не видела. Может, и для него это тоже не тайна.

– Думаешь, Оля завела любовника и сразу мужу про него рассказала? – хмыкнула Нелли. – Вряд ли. Не дура же она, в самом-то деле.

– Что рассказала – не думаю. Но что Андрей сам догадался – не исключено.

– Ну да, он же психолог, – согласилась Нелли. – И вообще, он умный.

– Он тонкий, – заметила Татьяна Дмитриевна. – Не более того. Но, правда, и не менее.