Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Думаю, мне пора домой, – сказала я, когда Рэй предложил заказать еще по чашечке кофе. – Я почти не спала и мечтаю заползти в кровать и уснуть под баюкающий шелест океана.
– Неплохой план. – Рэй знаком попросил Кимми принести счет, тут же положенный перед ним. Рэй взглянул в него и протянул мне. – Наверное мы оплатим его пополам. Ваша половина – двадцать пять долларов.
– О, конечно. – Я полезла в сумочку, радуясь, что Рэй тоже не считает совместно проведенный вечер свиданием.
Он отвез меня в коттедж. Там мы несколько минут постояли у дверей, беседуя и наслаждаясь видом.
– Что вы намерены делать дальше? – спросил Рэй, имея в виду мое расследование.
– Собираюсь потолковать с одной медсестрой в госпитале.
– Это с которой? Может, я с ней знаком.
– Ее зовут Вики, она работает в отделении интенсивной терапии.
– Не знаю такой. Извините.
– Ну а Джеффри знал. На днях он поссорился с ней и вот теперь мертв.
– А полиции вы об этом рассказали?
– Пыталась, только детектива Гилби не больно интересовали мои теории. Но я не намерена сдаваться. К тому же он предложил мне в любой момент заглянуть к нему, если я что-то выясню. Именно так я и хочу поступить.
– Молодчина! – Рэй потрепал меня по плечу.
– Полагаю, вам завтра рано вставать. – Мне вдруг стало как-то неловко. Я поняла, что не знаю, как прощаться с этим человеком. Он не поклонник, не коллега по работе, а просто любезен со мной. К тому же вполне может оказаться убийцей.
– Это вам надо поспать. И мне следует предоставить вам такую возможность.
– Да, мне надо поспать.
– Хорошо. Тогда спокойной ночи.
– Спокойно ночи, Рэй. Я чудесно провела вечер.
– Я тоже. Надо будет как-нибудь повторить. Только свистните.
– Непременно.
– Буду ждать.
Боже, на это следовало посмотреть! Мы стояли в нескольких дюймах друг от друга, держа руки по швам, как парочка благовоспитанных придурков, и обмениваясь банальными фразами.
«Ну почему это всегда так неловко?» – спросила я себя. Проведя вечер с моей подругой Хелен, мы всегда на прощание чмокали друг друга в щечку, и дело с концом. А сейчас, с Рэем, меня вдруг охватил паралич.
Он ничем не отличается от Хелен, наконец решила я. Наклонившись, я чмокнула его в щеку и вошла в дом.
На следующее утро, едва я успела завершить ежедневный обход Убежища и сувенирной лавки на предмет обнаружения неполадок (осуществляемая дважды в день рутина входила в круг обязанностей смотрителя), как появился детектив Гилби сотоварищи и ордером на обыск. Они перерыли мои вещи в поисках орудия убийства, но единственной их находкой оказался деревянный молоток.
– А это вам зачем? – подозрительно спросил Гилби.
Я напомнила ему, что недавно приехала из Нью-Йорка, где иногда делала пробежку в Центральном парке. И растолковала, что если бегаешь там, то непременно берешь с собой либо деревянный молоток, либо питбуля. Я предпочитала молоток.
Не обнаружив искомого пистолета, копы отправились к маме. Я опасалась, что вызванный их визитом стресс спровоцирует у нее сердечный приступ, она схватится за сердце и рухнет на землю. Все это произойдет по моей вине. Моей и Шэрон. Но мама вполне жизнерадостно чирикала, пересказывая мне в лицах визит полицейских.
– Я заявила им, что они занимаются ерундой, обвиняя моих девочек в каком бы то ни было правонарушении, – сообщила она. – А потом предложила им кофе и крекеры с низким содержанием холестерина.
Шэрон не пришла в восторг, когда обыскивали ее «Макжилище» в Бока. Едва копы нарисовались в дверях, она тут же вызвала Барри Шиллера, и тот немедленно примчался, чтобы проследить за действиями полиции.
– Он полностью занят моей защитой? – сказала Шэрон. – Я могу обращаться к нему в любое время дня и ночи.
Не удержавшись, я поинтересовалась: доступна ли она для него в любое время дня и ночи? Шэрон швырнула трубку.
Мелинда позвонила почти сразу после ухода копов из коттеджа.
– Историческое общество приняло решение? – спросила я.
– Да. Вы остаетесь смотрителем. После довольно жаркой дискуссии попечительский совет принял решение, что никто не может быть признан виновным, пока вина не доказана.
– Рада за них. Ну а вы как, готовы лететь в Нью-Йорк на съемки сериала?
– Чем скорее, тем лучше! – Ее обычная чопорность сменилась безудержным энтузиазмом.
– Тода я созвонюсь с моей подругой Хелен и все устрою.
Я приняла душ, переоделась и, поскольку полиция конфисковала мой «понтиак», вызвала такси. Выходя из коттеджа, я налетела на Фреда Зимски, восьмидесятилетнего добровольца. Я ожидала, что он проигнорирует меня, учитывая ситуацию, но дедок подскочил ко мне и крепко обнял.
– Если этого доктора пристукнул такой милый человек, как вы, Дебби, значит, он того заслуживал. – Фред погладил меня по спине.
– Спасибо, Фред, но я никого не убивала, – ответила я, чувствуя, что он не имеет в виду ничего плохого. – Доктор Гиршон был уже мертв, когда мы с сестрой пришли к нему домой.
– Я сказал, что он того заслуживал, – повторил Фред.
– Почему?
– Так говорят. Доходили до меня кое-какие слухи. Приехало такси. Я уже торопилась.
– Вам известно что-то о докторе Гиршоне, Фред? Что-то, связанное с этим делом? Он кивнул.
– Вы мне расскажете? – Мне страстно хотелось ускорить беседу.
– Ладно, – согласился Фред. – Но это нечто ужасное. Возможно, самое плохое, что можно сказать о человеке.
– Да?
Он придвинулся поближе ко мне.
– Доктор почти никогда не навещал свою мать.
– Это и впрямь ужасно, – согласилась я. Хотя это вовсе не то «ужасное», что я надеялась услышать. – Вообще-то я даже и не знала, что у доктора Гиршона здесь живет мать.
– Его мать – Минни Гиршон. Перед смертью она жила в том же пансионате, что и моя жена.
– Значит, вы там познакомились с доктором Гиршоном? В пансионате для престарелых?
– Нет. В том-то и дело. Я ни разу его там не видел, потому что он там не появлялся. Если хотите знать мое мнение, то сын, ни разу не навестивший несчастную больную мать, – мерзавец.
Образ Джеффри как невнимательного, забросившего мать сына совершенно не совпадает с тем образом, что сложился у большинства знавших его людей, подумала я. Образом душевного заботливого целителя, щедрого филантропа и рубахи-парня.
Конечно, я-то знала, по тому, как Джеффри Гиршон поступил со мной и Шэрон, что он вовсе не был душевным человеком. Судя по тому, как он пытался стравить нас с сестрой, ему было глубоко плевать на чувства других людей. Вопрос лишь вот в чем: насколько наплевать и на чьи чувства?