– Но это же был исключительный случай! – сказал Желтухин.

– Что там такого исключительного? – Свергун пожал плечами. – ДТП как ДТП. Труп с признаками насильственной смерти есть? Есть! Значит, должен быть и виновный. Где тело, там и дело.

– Жуть какая-то… – поежился Шавельский. – Вот уж действительно поднял настроение. Слушай, Жень, но по-моему, все-таки родители виноваты. Разве правила разрешают перевозить живых людей в багажнике?

– Но умер-то он от удара, не так ли? – напомнил Свергун.

– Не положили бы его в багажник, этого бы не случилось!

– Это схоластика (схоластика перен. – умозаключения, оторванные от жизни, основывающиеся на отвлеченных рассуждениях) чистейшей воды! – вмешался Ломакин. – Рассуждая таким образом, можно обвинить в смерти сына мать. Не родила бы его, он бы не погиб.

– Тогда уж и отца за компанию, – сказал Данилов.

– Люди, вы о чем-нибудь приятном поговорить можете, а? – спросил Шавельский.

– Да, – улыбнулся Ломакин, – только о приятном нам неинтересно. Давайте допьем что там у нас осталось.

– У меня есть классная сплетня! – вспомнил Желтухин. – Чуть не забыл рассказать!

– Сначала выпьем за то, чтобы и в будущем году мы также отпраздновали бы следующий день рождения, а потом послушаем твою сплетню, – сказал Ломакин, разливая остатки водки по рюмкам. – Ну, вздрогнем!

Вздрогнули.

– Теперь выкладывай свою сплетню, – разрешил Ломакин, закусывая горбушкой черного хлеба. – Только если она про меня.

– Про Беднякову, нашего нового психолога.

– Кто такая? – удивился Ломакин. – Почему не знаю?

– О-о-о! – Желтухин закатил глаза. – Это нечто. Начнем с того, что ее зовут Кристина Тристановна.

– И выпили вроде немного – литр на пятерых, – как бы про себя сказал Ломакин, – а молодое поколение так развезло…

– Во-первых, к этому надо прибавить шампанское, которое было на банкете, – ответил Желтухин. – Во-вторых, если кто не верит, можно пойти в часы приема и познакомиться.

– Есть смысл? – уточнил Свергун.

– На любителя, – скривился Желтухин. – На мой взгляд, прыщей много.

– Ты это, взялся сплетничать, так делай, – Ломакин притворно нахмурился и погрозил Желтухину пальцем, – а не рассказывай про чужие прыщи.

– Так это к слову, – усмехнулся Желтухин. – А насчет имени и отчества – истинная правда.

– Кристина Тристановна? – сказал Шавельский, словно пробуя имя на вкус. – Не звучит. Лучше бы – Изольда, Изольда Тристановна (намек на персонажей средневекового рыцарского романа XII века «Тристан и Изольда»). Ладно… Не будем придираться. В чем суть твоей сплетни?

– В заключениях, которые выдает эта достойная особа. Тане Пасюкевич она написала: «При исследовании эмоционально-личностной сферы был выявлен высокий уровень личностной тревожности, связанный с отсутствием регулярной половой жизни». А у меня нашла пониженную стрессоустойчивость и отсутствие интеллектуальной гибкости, которые тоже связала…

– Постой-постой! – перебил Ломакин. – Я постараюсь угадать. Тоже с отсутствием регулярной половой жизни, верно?

– Да, – рассмеялся Желтухин. – Причем прямых вопросов насчет того, насколько регулярно и с кем я живу, она не задавала. Просто спросила, женат ли я, и все. Таня, насколько я знаю, с ней тоже не откровенничала.

– Это показательно. – Шавельский выпятил нижнюю губу. – Особенно для психолога. Слушай, Олег, а чего это ты к психологу ходил? Нерегулярная половая жизнь приперла или случилось чего?

– Да какая разница, – заюлил Желтухин.

– Нет, ты скажи, – поддержал Ломакин, – мы, может быть, переживаем за тебя. Если у тебя что-то случилось, так мы начнем относиться к тебе бережно и с пониманием. Поведай, не держи в себе, тебе же первому лучше будет.

– «Бережно и с пониманием», – передразнил Желтухин. – Дождешься от вас, как же. Ничего у меня нет, просто перед включением в резерв надо пройти психолога.

– В какой резерв? – спросил Ломакин. – В кадровый, что ли?

Желтухин молча, с достоинством, кивнул.

– Ребята! – гаркнул Ломакин так громко, что остальные посетители кафе дружно обернулись к нему. – Оставьте мятые рублики в потных кулачках. Сегодня нас угощает будущий начальник медицинской службы! Олег, да не красней ты, все нормально, ты рожден для карьеры, как птица для полета! Так мы закажем еще одну бутылку и немного закуски, чтобы выпить за тебя?

Покрасневший Желтухин вздохнул и согласно кивнул, подкрепив свой кивок взмахом руки: заказывайте, я не против.

Французский комик Луи де Фюнес любил гулять по кладбищам. Он говорил, что там, по крайней мере, встречаются молчаливые люди, которые никому не перечат.

А кто, собственно, сказал, что кладбища не годятся для прогулок? Тишина, покойная атмосфера, малолюдье… Где еще в большом или даже в маленьком городе можно найти подобное место, пригодное для неспешных прогулок и таких же размышлений о бренности всего сущего? Разумеется, для коллективных прогулок кладбища не годятся. Сюда принято приходить поодиночке, как на прогулку, так и вообще…

Особенно хороши старые кладбища – небольшие, уютные свидетели истории. Недаром они столь любимы многими писателями, и не только писателями, но и всеми, кому надо на время удалиться от суеты бытия и подумать о вечном или обдумать нечто насущное, будь то сюжет новой книги или бизнес-план грузовых перевозок. А куда отправиться со своим горем, как не туда? Побродить по тенистым аллеям, прикоснуться душой к вечности и понять, что, в отличие от местных постояльцев, твоя жизнь еще продолжается, а стало быть, можно со всем справиться и преодолеть…

Очень проникновенно написал про свое посещение кладбища Лермонтов:

Вчера до самой ночи просидел

Я на кладбище, все смотрел, смотрел

Вокруг себя; полстертые слова

Я разбирал. Невольно голова

Наполнилась мечтами; вновь очей

Я не был в силах оторвать с камней.

Один ушел уж в землю, и на нем

Все стерлося… Там крест к кресту челом

Нагнулся, будто любит; будто сон

Земных страстей узнал в сем месте он…

Вкруг тихо, сладко все, как мысль о ней;

Краснеючи, волнуется пырей

На солнце вечера….

М.Ю. Лермонтов. «Кладбище»

Хорошо сказал Михаил Юрьевич, на то он и классик. «Вкруг тихо, сладко все…» Про какое-нибудь иное место так не напишешь, хоть месяц там просиди.

Поэт Надсон, поэт интересный и талантливый, в чем-то близкий Лермонтову, но не столь популярный, потому что его забыли включить в школьную программу, тоже любил проводить время на кладбище. И, как и Лермонтов, стихотворение про это тоже написал: