Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да уж, — ответил я. — И богат к тому же. По всей вероятности, если мы ему не помешаем, вскорости станет первым светским львом в северной столице!
— И то! — снова усмехнулся Кинрю. — Особняк-то в Петербурге он уже приобрел. Вот только обстановку в нем мы немного попортили!
Я тоже заулыбался, как только вспомнил, что сталось с фарфоровым грифоном Радевича.
— Кто распорядился портрет повесить?! — от грозного голоса за своей спиной я едва не вздрогнул. — Извините, господа, но вы здесь уже, как у себя дома, командуете, -возмущался Демьян Ермолаевич, нахохлившись, словно взъерошенная курица.
— А мы не распоряжались, — развел руками Кинрю. Демьян Ермолаевич отступил на шаг, помрачнел. Кажется, и сам догадался, что глупость сморозил. Откуда нам вообще знать про портрет? Только вот Вареньку жалко. Понятно, что ее рук дело, больше некому!
— Я должен вас уведомить, — сухо произнес Демьян Ермолаевич, — что ваше присутствие в имении на данный момент нежелательно и, — управляющий запнулся, — я бы даже сказал, неуместно.
— Неужели? — У Кинрю брови полезли вверх от удивления.
— Да, господа. Мне кажется, что вы злоупотребляете нашим гостеприимством. Всякие бредни выдумываете, по ночам шастаете… Впрочем, мне бы не хотелось показаться невежливым, но это распоряжение господина Радевича, — добавил он.
— Вы виделись с Родионом Михайловичем? — заинтересовался я.
— Нет, — сказал управляющий. — Господин Радевич известил меня письменно. — Он не желает, чтобы в его отсутствие в имении находились какие-либо гости.
— Должен вас успокоить, — ответил я, переглянувшись с Кинрю. — Думаю, завтра мы уже будем вынуждены откланяться.
Демьян Ермолаевич кивнул и вышел, очевидно, удовлетворенный моим ответом.
Я вернулся к себе, попросил у горничной ножницы и, как только она ушла, вспорол подкладку у сюртука, подойдя поближе к окну.
— Что это вы делаете? — удивился Кинрю, наблюдая за мною пристальными глазами.
Я открыл было рот, чтобы ответить, но промолчал и судорожно начал ощупывать край суконной материи, отложив маленькие ножнички на край полированного стола.
— Черт возьми! — не удержался я. Пусть я был масон, знакомый с каббалистикой, однако не мог при помощи молитв и ритуалов вмешиваться в божественно-космические процессы. А теперь вот пришлось допустить это умение за кем-то еще. Хотя до настоящего момента я и не предполагал, что такой человек мог находиться в имении Радевича.
— Что-то случилось?
— Карта! — воскликнул я. — Ее похитили!
— Демьян Ермолаевич времени даром не теряет, — задумчиво заметил Кинрю. — Как это могло произойти? — заинтересовался он.
Я хотел уже было посвятить его в таинства «Книги Сияния», переведенной с арамейского одним из наших ученых братьев и знакомой мне как теоретику этой мистической науки, но неожиданно вспомнил о горьковатом вкусе вина, отведанного мною за ужином накануне вкупе с телятиной, которая показалась мне безвкусной, и плутоватые глаза лакея с подносом. Всю ночь я проспал как убитый, несмотря на раненое плечо.
— По-моему, обошлось без каббалы, — заметил я вслух.
— А нельзя ли попонятнее? — попросил Кинрю.
— Кажется, прошлой ночью меня пытались отравить и, воспользовавшись моим бессознательным состоянием, обыскали мою одежду, — я закашлялся, простуда не проходила. -По-моему, что-то подмешали в вино.
— То-то у Демьяна глаза были удивленные, когда он вас увидел почти что в полном здравии, да еще и возле хозяйского портрета. Вот он и начал возмущаться, — ухмыльнулся японец, ему было хорошо известно, что некоторые яды на меня совершенно не действовали, так как я употреблял их постоянно в мельчайших дозах, и мой организм к ним привык. Однако на некоторое время я все-таки заснул непробудным сном.
Я прислонился к стене, лицо у меня покрылся испариной, и голова закружилась. Кинрю дотронулся ладонью до моего лба и изрек с видом опытного эскулапа:
— Яков Андреевич, да у вас жар! Пожалуй, наши поиски клада придется отложить!
— О чем ты говоришь? — мне показалось, что горячка у Кинрю, а не у меня. — Карта же теперь у Радевича.
— Вы меня недооцениваете, Яков Андреевич. Я давно уже сделал копию с плана, — сообщил Кинрю.
— Тебе и опаивать меня не пришлось? — изумился я.
— Вы же не сразу карту за подкладку зашили, — сверкнул он белозубой улыбкой. — Помните, когда я вашу тетрадку читал?
— А ты, однако, шустрый малый! — заметил я.
— На сообразительность не жалуюсь, — снова заулыбался Кинрю. Видя мое состояние — я присел в глубокое малиновое кресло, едва сдерживая стоны — японец принес мне луневскую тинктуру. Я выпил лекарство и почувствовал некоторое облегчение.
— Пора идти, — сказал я Кинрю.
— Конечно, как скажете, Яков Андреевич, но моя бы воля… — японец махнул рукой. — Я буду за кучера, — добавил он. — Нет у меня желания втягивать в это дело Григория.
— И то верно, — согласился я. — Чем меньше глаз, тем лучше.
Спустя час мы уже выехали из имения по главной парковой аллее и добрались до места довольно быстро, расстояние-то -всего несколько верст.
Я спросил у какого-то местного мужика в рваной рубахе, с серпом в руках, где здесь брод через реку. Он почесал в затылке, помолчал немного, подумал, словно запамятовал, но тем не менее ответил и даже показал узловатым пальцем в нужную сторону.
Мы подъехали к переправе, Кинрю протянул мне копию плана, я сверил ее с местностью и остался доволен. Мне показалось, что это и есть именно то место, что на карте дворянина Радевича крестиком обозначено.
— Приехали, — сказал я Кинрю, и пошли мы с ним на левом берегу ивовые кусты обшаривать после того, как я принял новую порцию своего лекарства. Комары, почуяв новые жертвы, устремились к нам целым роем. Что с того, что сентябрь? Пора упущенное время наверстывать. Знай успевай отмахиваться!
Кинрю прихватил с собой из экипажа топор, о такой экипировке он еще в имении позаботился, чтобы быть, так сказать, во всеоружии. Иву он всю, несчастную, повырубил, душа самурайская. И сердце у него не дрогнуло! Однако никаких сокровищ мы в этом месте так и не нашли. И реку вброд, где было можно, несколько раз пролазили, но так ничего и не отыскали! Пришлось в усадьбу возвращаться не солоно хлебавши! Останавливались несколько раз в дороге, когда мне совсем худо делалось, и Кинрю перевязывал мне рану.
— Перепрятал Радевич сокровища! — сокрушался я, постанывая. — Не успели!
Японец меня утешал:
— Мы еще, Яков Андреевич, с вами свое возьмем!
Одна из лошадей захромала, и Кинрю заехал к кузнецу ее подковать, там бедную животину и оставив, так что до новой усадьбы нам пришлось добираться пешком по парковой центральной аллее. Я еле тащился на ослабевших ногах, поддерживаемый Кинрю. Приступы кашля настигали меня все чаще и чаще, видимо, из-за нашей безрассудной попытки найти сокровища. Я ведь заранее был уверен в неудаче этого предприятия, но ввязался в эту рискованную авантюру. И все-таки я никак не мог смириться с тем, что Радевич меня опередил, успокаивая себя тем, что я просто дал фору Радиону Михайловичу, и спуску ему в любом случае не будет.