После смерти второй дочери жизнь Мэри вновь была переполнена безысходным горем. Зачем долгих девять месяцев вынашивать ребенка, потом в муках рожать, чтобы он все равно умер? Почему они не могут жить как ангелы небесные, вообще не прикасаясь друг к другу, а только читая книги и беседуя на темы, интересные обоим?

Так утешал ее Перси, покрывая страстными поцелуями свою любимую жену, свою драгоценную Мэри, целуя ее в глаза, щеки и в снова округлившейся живот, убеждая, что слезы могут повредить еще не рожденному малышу, боже, не успев надеть траур по своей второй дочери, она опять носила под сердцем очередное счастье или новое горе.

— Не плачь, Мэри, ты ведь не хочешь, чтобы Уильям расстраивался, видя маму все время зареванной. Мне не хотелось бы, чтобы наш сын вырос плаксой или чтобы он шарахался от каждого звука.

А потом Перси читал ей вслух свою новую поэму "Восстание Ислама", которую Мэри прекрасно знала, так как страницу за страницей переписывала ее на чистовик. Но все равно, то, как читал свои стихи Шелли, стоило потраченного на них времени. Образ главной героини Цитны Перси писал со своей обожаемой Мэри, создав не реалистический, а скорее идеализированный портрет возлюбленной.

Да, она была истинная его сестра по духу, верная и преданная спутница жизни, его героическая Мэри его светлоглазая Цитна.

Мэри слушала поэму немного рассеянно. Последнее время ей казалось, что в стихах мужа слишком много так называемой воды, зачастую он терял сюжетную нить, плетя волшебные поэтические кружева и не заботясь о драматургии своего произведения. Сегодня ночью ей приснилась Херриет, она плыла под водой, а ее длинные черные кудри ощупывали волны, словно живые змеи на голове у Медузы горгоны или тонкие лапы гигантского морского паука. Лунный свет отражался в черной воде, но лицо Херриет выглядело белым и чистым, спокойным и умиротворённым, глаза приоткрыты. Они с Перси развлекались катанием на лодке, и Мэри видела, как мимо ее борта проплывало тело его первой жены.

Мэри сжалась от страха не в силах оторвать взгляд от ужасной картины и одновременно понимая, что просто обязана сделать вид, будто бы ничего не произошло. Будто бы все нормально и никакого трупа рядом нет, быть может, и Перси тогда ничего не заметит и не станет втаскивать утопленницу к ним в лодку. Внезапно Херриет обогнула лодку, и резко подняв руку, схватила Перси за волосы и одним рывком бросила его в воду.

— Он мой! — Вот все, что успела услышать Мэри, проснувшись в слезах и поту. О чем предупреждал ее страшный сон, она поймет несколькими годами позже, теперь же Мэри была вынуждена признать, что смерть второй дочери и постоянные болезни Уильяма сильно подорвали ее здоровье и душевное спокойствие.

Италия летом — испытание не для каждого. Но если взрослые всегда могут утешить себя тем, что стоит только дойти вот до того поворота под палящим солнцем, а дальше дорога пройдет по берегу Тибра, где будет если не прохладнее, то, по крайней мере, свежее и можно будет смотреть на воду, так что еще буквально час пути и перед ними возникнет круглый замок Ангела, куда в былые времена прятался от разгневанной черни понтифик. Если взрослые вполне могут преодолеть себя во имя высшей цели, как объяснить необходимость тащиться по огненному пеклу ребенку? Уильям ужасно переносил жару, и приглашенный доктор рекомендовал уехать с ним куда-нибудь, где будет более прохладный климат.

Но разве можно собираться в дорогу с больным ребенком? Шелли только что потеряли при аналогичных обстоятельствах новорожденную дочку и теперь не желали рисковать еще и сыном. Да и Мэри переносила новую беременность не самым лучшим образом.

В ожидании, когда погода сделается посвежее, Перси, Мэри и Клэр позировали художнице Амелии Керран, с которой недавно познакомились. Портрет Клэр получился очень похожим, что же до портретов Перси и Мэри, здесь художница никак не могла, что называется, нащупать нерв. Немало способствовал этому сам Перси, который вдруг повел всю компанию смотреть картину Гвидо Рени "Беатриче Ченчи", которой откровенно восхищался и копию которой желал заказать Амелии. Та действительно занималась копированием старых мастеров, и была бы рада услужить любимому поэту, но художница прекрасно понимала, Шелли — вольный ветер. Стоит подуть более прохладному ветру, сорвется с места — и не удержишь. Поэтому она предложила следующий план, сначала она напишет портреты Мэри и Перси, а уже потом скопирует для него Беатриче. В это время Амелия читала подаренного ей "Франкенштейна" и поначалу так же, как и другие, предположила, что автор романа знаменитый Перси Биши Шелли.

Наконец супруги уступили ее уговорам и рассказали о том, как возник замысел и как потом Мэри писала главу за главой. О том, как Перси искал в архиве материал о реальном Франкенштейне, как правил готовый текст и писал предисловие.

Все это происходило за распитием молодого вина, супруги то и дело перебивали друг друга со своими дополнениями и уточнениями, как и уже достаточно набравшаяся Клэр. Они рассказывали историю "Франкенштейна", а художница молча рисовала, стоя у мольберта.

— Вы оба — авторы "Франкенштейна", — услышав все доводы, наконец изрекла Амелия. — И не только потому, что Шелли писал предисловие, собственно, вы не обидитесь, если я скажу, вы, Перси, не только помогали Мэри искать прототипа, вы сделали все возможное, чтобы она годами не выходила из созданной вами атмосферы ужаса. Вы убегали из дома, дабы не быть застигнутыми там кредиторами, а она была вынуждена встречать их и вести переговоры, никогда до конца не зная, чем закончится тот или иной визит. Вы неделями не являлись домой, а она прислушивалась к каждому шороху и в результате научилась распознавать шаги монстра, вы публиковались, устраивали публичные выступления, встречались с поклонницами, а Мэри, талантливая, трудолюбивая Мэри, вынуждена была все время находиться в вашей тени, переписывая и редактируя ваши стихи, чтобы потом отнести очередную порцию в типографию, дабы не тратиться на курьера. Эта необыкновенно талантливая женщина голодала, оставляя все лучшие куски вам, годами не могла позволить себе даже новой шляпки, потому что разве нужна новая шляпка тому, кто все время сидит дома? Разве что прогуляться на рынок или в общественную библиотеку, но возможно ли там встретить тех, кто будет интересоваться твоей шляпкой? Поэтому вы покупали себе бархатные куртки и тонкие рубашки, а Мэри старалась следить за тем, чтобы они были чистыми и как можно дольше не потеряли вида. Она чистила ваши туфли и затачивала перья, как то, описанное в романе одинокое и несчастное существо, которое прячется от дневного света, а с наступлением ночи собирает хворост для семьи, на ферме которых он нашел себе приют.