21.00. Геккон, уже не помню в который раз, вернулся из своего второго дома — медпункта. Его голова повязана огромным бинтом. Мы захлопали, когда он вошел в спальню, а Геккон в ответ сделал вид, что замахивается на лампу над своей головой — чтобы мы поняли, что у него по-прежнему есть чувство юмора.

Жиртрест разрешил мне зажечь свечи, и вот из темноты выползли шестеро мальчиков и кошка, словно запрограммированные роботы пробираясь к кровати Жиртреста, чтобы услышать рассказ о моем вечере с Криспо. Я поведал Безумной восьмерке о том, как послеобеденное чаепитие перешло в ужин, а потом и вовсе настал поздний вечер. Когда я рассказал о том, что, по мнению Криспо, смерть Макартура — никакое не самоубийство, в спальне воцарилась гробовая тишина. Затем все оживленно заспорили, и Бешеный Пес выдвинул теорию об ужасном убийстве. Геккон согласно кивнул — он с самого начала думал, что это убийство. В свете пламени его забинтованная голова была похожа на шлем космонавта.

Как и полагается всякому нормальному рассказчику, я приберег историю с привидением напоследок. У Рэмбо отвисла челюсть, стоило мне заикнуться о призраке Макартура, шныряющем по старым школьным корпусам и в особенности — по часовне и нашей спальне (которая раньше тоже была частью часовни). Верн пришел в ужас. Может, мне так показалось в пламени свечи, но шерсть у Роджера встала дыбом, он весь взъерошился. Гоблин фыркнул и сказал, что привидений не бывает. Жиртрест, который все это время сидел молча, откашлялся. В спальне наступила тишина: мы все приготовились услышать его великие мудрые слова.

— Все это правда. Привидение в школе видели сотни раз. Его зовут Манго, но до сегодняшнего дня я и не подозревал, что речь идет о призраке Макартура!

Я заметил, что Саймон подозрительно оглядывается, точно боится, что призрак подкрался к нам сзади, пока мы тут сидели. Потом Роджер вдруг выпрыгнул в окно, заставив нас всех подскочить от страха. Жиртрест откусил батончик с нугой и продолжил:

— Предлагаю всем попытаться выяснить что-нибудь об этом призраке. Поговорите со старостами и заведующими корпусов, если сумеете. Малёк снова пойдет к Криспо и попытается выведать у него новую информацию. В следующую среду представите мне отчет. Мы должны разгадать эту тайну до каникул!

Когда Жиртрест задул свечи и мы разошлись в темноте, меня охватило чувство огромного облегчения. Через девять дней — пасхальные каникулы. Целых три недели дома. Это же просто рай.

Мне снилось, что мы с Русалочкой плаваем в синем море с белым песчаным пляжем и высокими пальмами. Я улыбался и смеялся во сне, а утром увидел, что обслюнявил всю подушку.

Меня срочно вызвали к телефону — это был папа, в экстазе. Он сказал, что между Национальным конгрессом и партией свободы Инката началась война. Папа считает, что все будет хорошо, пока черные убивают друг друга, а белые ни при чем. Он решил разбаррикадировать дом и пожертвовать запас консервов Армии спасения. Есть и другая хорошая новость: соседи не смогут выдвинуть против него обвинения, так как нет свидетелей, способных подтвердить, что собака была убита. Слово моего папы против слова мертвой собаки. Похоже, последнее слово все же будет за папой.

Еще он сказал, что его брат, дядя Обри, пригласил нас пожить недельку на его ферме в Намибии, но все зависит от того, будет ли мама настаивать взять с собой Вомбата (бабулю).

На перемене ко мне подбежал Джулиан, уронил мне в руки красный конверт и пропел: «Кто тут у нас Казанова?» Я сразу узнал почерк Русалочки и бросился в спальню читать письмо. Там никого не было, кроме Роджера — он спал в лужице солнечного света на моей кровати. Когда я сел рядом, он был очень раздражен и зашипел на меня.

Дорогой Джонни!

Спасибо за письмо. Как приятно, что ты мне написал. Я уже волновалась, что ты не ответишь. Рада, что в школе у тебя все в порядке — уверена, тебе будет что рассказать, когда мы увидимся. Когда домой? Холодает, и если затянешь с приездом, нам уже не покупаться!

Мы с подругой Лизель ходим на занятия по современному танцу. Я планирую стать знаменитой танцовщицей и певицей, как Мадонна. В школе очень скучно, как всегда, и я считаю дни до каникул. Какие планы?

Не знаю, в курсе ли ты, но мои мама с папой разводятся. Они постоянно ругаются, папа переехал, и мы с Брюсом видимся с ним по выходным. Мне грустно от этого, и я все еще надеюсь, что они помирятся и папа вернется домой. Люди не понимают, как им повезло иметь нормальную семью, пока все не полетит к черту.

Мне пора — надо делать матику (ужас) и кормить Брута (это наш боксер).

Скучаю.

С любовью,

Дебс.

Я аккуратно сложил письмо, перечитав его пять раз, и, еле держась на ногах, вышел из спальни.

Пропали четверо моих трусов. В прачечной отрицают, что потеряли их во время стирки. (У меня осталось только двое трусов, то есть мне придется или проводить тучу времени за стиркой, или пренебречь личной гигиеной в последнюю учебную неделю.) Сперва я думал рассказать кому-нибудь о пропаже, но струсил — вдруг случайно настучу на кого-нибудь и схлопочу по башке, как крысеныш Скроули?

14.10. Полируя кеды Червяка, как бы невзначай поднял тему Макартура. Оказалось, Червяк думал, что история с повешенным в часовне — это выдумки, и был слегка удивлен (Червяка невозможно сильно удивить), когда я рассказал ему о находках Жиртреста. Я был осторожен и не говорил ничего конкретно — Жир предупредил, чтобы мы не слишком откровенничали. Выяснилось, что Червяк знал о призраке по имени Манго: Бретт Харви, первый бэтсмен сборной старшеклассников, видел его в прошлом году в корпусе Вудалл глубокой ночью.

Перед самостоятельными занятиями Рэмбо созвал нас и объявил, что сегодня у Гоблина день рождения. Хитрый Гоблин никому ничего не сказал, потому что боялся расправы (в школе есть такая традиция — в день рождения мальчика подвергнуть его как можно более неприятной пытке). После занятий Рэмбо с Бешеным Псом набросились на Гоблина и повалили его на землю. Остальные схватили кто руку, кто ногу и потащили орущего именинника в туалет. То, что последовало за этим, было просто отвратительно. Мы оттащили Гоблина к толчку (я держал левую ногу), и Рэмбо стал окунать его головой в унитаз, а Бешеный Пес тем временем нажимал на спуск. Гоблин давился и брыкался, но мы были слишком сильны. Когда его наконец отпустили, четырнадцатилетний именинник рухнул на пол в туалете, выблевывая весь свой ужин. Ребята смеялись над ним. Мне было искренне жаль бедного Гоблина и очень стыдно, что я приложил руку к его купанию в унитазе. Я побежал наверх, взял полотенце и чистую одежду и принес ему. Толпа разошлась; Гоблин сидел один на скамейке в душевой и плакал. Я протянул ему его вещи и подумал, не утешить ли его, но потом мне стало стыдно, и я лишь похлопал его по плечу и ушел.