Не вчера и не мной замечено, что репутация человека у нас существует отдельно от занимаемой им должности. И это стало уж слишком бросаться в глаза. К примеру, всем понятно, что министр N ну совсем не тянет, да и доказанных грехов за ним не счесть, и скандалов, а он в полном порядке. А раз общественное мнение на карьеру чиновника не влияет, то и стесняться нечего.

Но есть люди другой закваски. Вот Никита Викторович репутацию приличного человека не продаст ни за какие деньги. Хотя и деньги тоже нужны.

Жизнь сложилась так, что к моменту развала Союза наш герой был летами молодым, но профессионально зрелым и не лишенным талантов управленцем. Новая власть, поразмыслив, приняла его в команду и открыла перспективы карьерного роста, которыми Никита Викторович в целом воспользовался, пусть и не поднявшись на пик, но укрепившись в середине аппаратной пирамиды.

Такое положение полностью его устраивало и устраивает до сих пор. Ему не нужен первый вагон власти, он не раз видел, как из него на полном ходу вылетали и пребольно шлепались жутко важные персоны. А Никита Викторович старается избегать моральных травм и вообще любых ударов, способных поколебать его репутацию. Потому что репутация – важный рычаг его индивидуального предприятия, не означенного ни в одном государственном реестре и даже не имеющего статуса юридического лица.

По роду службы Никита Викторович довольно долго сотрудничал с представителями малого и среднего бизнеса, создавал условия для их производительного труда. И в один прекрасный день осознал, что «рубит фишку» лучше самих предпринимателей. Его рекомендации спасали от краха, помогали перенастроить производства и выйти в прибыль.

Его влияние и связи уберегали курируемую сферу от чрезмерного усердия контролеров и ревизоров.

Разумеется, мысль о том, что за его счет идет обогащение других людей, менее сообразительных и умелых, чем он сам, не раз постукивала в его мозгу. Поэтому когда в первый раз одновременно со словами сердечной благодарности Никита Викторович получил плотно запечатанный пакет, он не возразил. Это было справедливое вознаграждение за участие в проекте.

Впоследствии он никогда не нарушал принятого правила, – ни с малым предпринимательством, ни с большим, который ему за усердие тоже поручили курировать. Никаких взяток, казнокрадства, вымогательства и прочих пошлостей, только «заработанная» плата (именно так он формулировал), пропорциональная оказанной помощи. Иногда заранее оговоренная, иногда оставленная на усмотрение партнера, который, само собой, должен догадываться о вреде скупости.

При этом Никита Викторович никогда не ставил знак равенства между собой и бизнесменом. Для последнего нет верхних пределов, ему нужны все деньги мира; в этом, собственно, и состоит призвание капиталиста. У чиновника, считал наш герой, совсем иные задачи: нужно обеспечить себе и близким достойную жизнь, соорудить приятную и опять-таки справедливую ренту. И никаких личных яхт, вилл на Лазурке и самолетов, – все это есть у дружески настроенных партнеров, которые всегда рады гостям.

Надо заметить, что эти самые партнеры не раз предлагали мозговитому Никите Викторовичу хорошие должности в своих компаниях, готовы были даже уступить долю. Но человека с твердыми моральными принципами этим не прельстишь, он ясно осознавал: тот, кто сегодня дожидается аудиенции в его приемной, завтра, зачислив экс-чиновника в штат своей компании, растопчет его самолюбие и заставит пахать до посинения.

А вот этого Никита Викторович себе никак не желал, ценя душевное равновесие и не напрягаясь без крайней нужды. Он сроду не представлял себя на месте карьерного нефтяного магната, ибо всегда знал, что ни за какие деньги не согласится растрепать полжизни на буровых.

Вот так он и жил, да и сейчас живет. Он хочет не так мало и не так много: считаться приличным человеком. Во всех смыслах.

Хотя каждый волен вложить в это понятие свой смысл.

Каждый, кто хотя бы немного недоволен собой, имеет склонность с чем-либо в себе бороться. С ленью, например, с робостью, вспышками ярости, заниженной или, напротив, преувеличенной самооценкой, с доверчивостью или мнительностью, со своим дурным характером, наконец. Кто с чем.

Что касается Глеба Карловича, то он уже давно борется с собственной пунктуальностью. В том смысле, что очень хочет и всячески старается перестать быть пунктуальным. Ненавидит точность, которую вырабатывал долго и упрямо, мечтает от нее освободиться – и не может.

Когда-то очень давно, еще в юности, не будучи уверенным в отпущенных ему дарованиях, он полюбил расхожую фразу футбольных комментаторов: «Порядок бьет класс». И принялся этот порядок в себе устанавливать. Планировал жизнь на день, неделю, месяц, год, на длинные жизненные периоды. Шло время, кругом мелькали события и люди, генсека сменил президент, в стране поменялся государственный строй, пошли кризисы и передышки, – а Глеб Карлович все планировал и неуклонно исполнял. Он свято верил, что, если в том месте, где никогда не было, нет и вообще не может быть нефти, долго-долго бурить, обязательно забьет фонтан.

Одним из ключевых звеньев этой пожизненной программы была пунктуальность. Никуда и никогда не опаздывай, твердил он себе; пусть у тебя хоть сто встреч на дню в разных концах города, – успевай. Десятилетиями просыпался со списком дел в голове, включал счетчик и мчался, сверяясь с секундной стрелкой. Измотанный гонкой, возвращался домой и, засыпая, перебирал в памяти завтрашние встречи.

Но понемногу стал замечать безответность своих стараний. Люди не спешили увидеться с Глебом Карловичем. Они постоянно опаздывали, сбивая его графики. При этом многие даже не извинялись. Апофеозом стал случай, когда человек, который очень долго добивался встречи, опоздал на полтора часа и, войдя, небрежно бросил: «К Путину вызывали».

Мало того. Наш герой стал замечать, что, когда пригласившие и заинтересованные в тебе люди видят, что ты прибываешь вовремя, твои акции тут же падают в цене. Встречающая сторона должна трепетно ожидать, а твоя пунктуальность сообщает ей, что не такая уж ты важная птица. И еще неизвестно, кто тут проситель.

Самый же обидный вывод состоял в том, что непунктуальные люди ничего не теряют. Встречи все равно проходят, вопросы все равно решаются, но при этом они и нервы берегут, и обед не пропускают. Ценят свое время, а до чужого никому нет дела.

Короче говоря, он начал борьбу со своей пунктуальностью. Усилием воли заставлял себя выезжать попозже, надеясь застрять в пробке, но, как на грех, пробки расступались перед ним, и приходилось прибывать вовремя. Однако унизительнее всего были ситуации, когда он все-таки опаздывал, но тут выяснялось, что его визави еще не подошел. Или его вызвали к Путину.

И что было делать? Сохранять старую привычку к точности – накладно для нервной системы и неэффективно. Переламывать себя об колено, наверное, поздно. Да, откровенно говоря, и не хотелось, поскольку Глебу Карловичу всегда нравились точные люди. Педанты. Перфекционисты. Хотя они скорее всего тоже злились на себя.