здесь явно присутствовали командированные из Лисса и Дагона. Кажется, мундиры им пошили новые — специально для торжественного случая, чтобы соответствовать окружающей помпезной обстановке.

И вестибюль, и лестница сверкали золотом, подавляли обилием мрамора и хрусталя. Полы и ступени были покрыты алой мягчайшей ковровой дорожкой, которую тут же испоганили десятки, если не сотни, журналистских подошв. Галдящей разноязычной толпой корреспонденты ринулись наверх. Я тут же выцепил взглядом соотечественников — одного я даже видел как-то в столице, он работал на «Известия» — официальный рупор имперского двора. А второй, скорее всего, писал для эмигрантской «Свободы слова» — даже бородка у него имелась та самая, козлиная.

Поработав локтями и игнорируя возмущенные вопли коллег, я пробрался к самому ограждению и занял позицию у боковой колонны.

Партер был отдан делегатам от городов, ложи — особым гостям. В одной из них я увидел графа Артура Грэя — его лицо было напряженным, а пальцы сжимали подлокотники роскошного кресла. Еще бы не нервничать — по всему выходило, что сегодня ему предстоит стать первым президентом новообразованной Федерации! Наверняка весь сценарий спектакля был прописан заранее — что могло пойти не так?

* * *

Партер располагался подковой, как будто дублируя южную оконечность континента, на которой и располагалась Колония. Если стать лицом к сцене, на которой заседал президиум, на крайнем правом фланге разместилась солидная делегация Зурбагана — мужчины во фраках, френчах и, наверное, военные — но уж больно у них диковинная была форма. Какие-то шаровары, ментики и фески выглядело вычурно и непрактично. В голову пришло название рода войск в Арелате, который имел похожее обмундирование — зуавы. Поскольку количество конгрессменов зависело от населения города и его богатства — зурбаганцы заняли чуть ли не одну десятую часть мест!

Чуть левее разместились представители Гель-Гью, одетые с безукоризненным вкусом. Этот город я повидать не успел — мы на «Фрези Грант» прошли мористее, но, судя по всему, народ там жил веселый: отцы города и первые лица громко смеялись, гомонили и подначивали друг друга.

Мрачные дагонцы с черными, будто подведенными углем бровями и ресницами, косились на них с неодобрением. «Угольщиков», как их звали за глаза, было много, почти столько же, сколько и зурбаганцев.

Конгрессмены из Лисса галдели так же громко, как их коллеги из Гель-Гью. Это была единственная делегация, в которой присутствовали женщины, а еще — лиссцы периодически оборачивались и поглядывали в сторону ложи Грэя. Вот кто был их лидером, а вовсе не жизнерадостный полный джентльмен с парадной перевязью через плечо.

Гертон, Покет, Кассет, Суан, Аламбо, Арлингтон, Сан-Риоль тоже прислали своих представителей, делегации с Архипелага — от обитаемых островов Рено, Ахуан-Скап и Ланфиер имели статус наблюдателей. Риольцы заняли крайний левый фланг и было очевидно, что они не испытывали восторга от происходящего. Как минимум скептически к конгрессу относились и их соседи по флангу: не приморские, континентальные Арлингтон и Суан.

Однако грянули фанфары, и из оркестровой ямы полилась бравурная мелодия, а на сцену вышла группа артистов, которые с воодушевлением стали исполнять какую-то песню на лаймиш — начиналась она со слов «Да, мы любим этот край…», а дальше моих познаний явно не хватало. Видимо, тут она была всем хорошо известна — партер подпевал стоя и с воодушевлением — даже риольцы. Разве что полное незнание слов демонстрировали иностранные журналисты и несколько хмурых бородатых мужчин в дальней ложе — это были гемайны.

Аккорды гимна смолкли, заседание началось.

* * *

Всё было очень интересно. Сначала председатель Президиума Конгресса — некто Тоббоган, краснолицый седой старик — предложил проголосовать за то, чтобы считать решения Конгресса обязательными для всех городов Колонии, которые прислали своих представителей. Это был потрясающий ход — все за, Сан-Риольская делегация единодушно против, Арлингтон и Суан воздержались. Они что-то знали, но ничего не могли с этим поделать.

— Зря риольцы вообще приехали на Конгресс — сказал сухонький старичок, спецкор из «Беобахтера» — солидного тевтонского издания, — Теперь их могут вынудить исполнять его решения.

— Как — вынудить? — переспросил я, хотя прекрасно всё понимал.

— Насильно, как ещё… Но В Сан-Риоле живет храбрый народ. Плевать они хотели на Грэя. Им торговля с гемайнами и хорошие отношения с Наталем куда как важнее, чем вся эта возня на побережье. Ох, будет скандал… А вы, коллега, откуда?

— «Подорожник», ИГО.

Старичок уважительно дернул подбородком. Действо продолжалось.

Всем делегатам раздали папочки, в которых имелся готовый проект Конституции, и предложили полчаса на ознакомление — каково? Я прицелился — и отснял сверху страницу за страницей — всего двадцать, пока подслеповатый делегат из Кассета пытался разглядеть — что это ему там написали?

Оркестр всё это время наигрывал какие-то бодрые мелодии — наверное, чтобы сбить с толку делегатов, которые пытались сосредоточиться на чтении. Я боялся, что еще и кордебалет на сцену выпустят — но до такого тут еще не докатились.

Время от времени раздавались возгласы — одобрительные или осуждающие. Молчал только левый, Сан-Риольский фланг. После того, как полчаса окончились, председатель торжественно провозгласил, что настал исторический момент, и именно сейчас собравшиеся должны принять самое важное решение в своей жизни — принять Конституцию единой и неделимой Федерации, граница которой будет определена двадцатой параллелью, а слава и влияние распространятся по всему миру!

Ни больше, ни меньше.

Гемайны в ложе закричали «Шаам! Шанде!» — стыд и позор, значит. Полиция мигом ворвалась к ним и принялась крутить, началась настоящая драка, в которой полицейские одолели только благодаря трехкратному численному преимуществу.

Делегации Сан-Риоля, Арлингтона и Суана в полном составе встали со своих мест и двинулись на выход. Представители остальных городов выли и улюлюкали, выражая свое презрение диссидентам. Председатель стучал молотком, призывая к тишине, и орал как умалишенный. В Гранд-Театре на несколько мгновений воцарился хаос.

* * *

Я развернул планшет и вынул оттуда карту Южного континента. Двадцатая параллель, подумать только! Росчерком пера рождающаяся на моих глазах Федерация прирезала к себе весь Наталь, устье Руанты, в котором и стоял Сан-Риоль, и значительные территории, занятые редкими хуторами гемайнов и многочислеными племенами кафров и каннибалов, которые и понятия не имели о том, что где-то в Зурбагане кто-то что-то провозгласил. Ладно — каннибалы. Мне почему-то казалось, что я прекрасно знаю, как поведут себя гемайны, когда обнаружат землемеров и пограничников из Колонии на территории, которую считают своей родиной уже несколько веков. «Наталь» так и переводится — Родина.

Тевтон из «Беобахтера» посмотрел в мою карту и мы с ним переглянулись.

— Будет война, —