– Вот уж чего не помню, – удивилась Анна.

– Как провели вчерашнее утро?

Характер начал возвращать утраченные редуты. Анны нахмурилась и строго спросила:

– Какое ваше дело?

– Лучше бы сказали, что встречались с любовником, но так как он женатый человек, у него дети, то ни за что не назовете его имя...

Блеф удался как нельзя лучше. Лебедев, тихонько сопевший по соседству, бурно задышал, а Хомякова уперлась в чиновника полиции растерянным и злым взглядом:

– За мной следили? Как посмели! Какая гадость! Что вы себе позволяете?

– Хватит, Анна Ивановна, – вдруг резко оборвал Ванзаров. – Дела нет до вашей личной жизни. Ставьте рога мужу, сколько хотите. Нас интересует только убийство. Поэтому отвечайте как на духу: кого можете подозревать в смерти Грановской?

Что-то сломалось в несгибаемой барышне. Будто обмякнув, Хомякова опустила глаза и сказала:

– Мы не были с Авророй лучшими подругами. Хотя знаем друг друга давно, еще со Смольного института. Она была непростым человеком, могла обидеть или выкинуть злую шутку. Но со мной всегда вела себя корректно. Где-то недели две назад мы встретились в кафе, и она, посмеиваясь, сказал, что на нее, возможно, готовится покушение. Я предложила обратиться в полицию, но Аврора сказал, что ей нравится быть в напряжении, жизнь для нее обрела новые краски. При этом намекнула, что в ответ готовит убийство и боится, что ее опередят.

– Вспомните подробно, – попросил Родион.

– Она сказала: «Смерть – это захватывающая игра, важно, кто успеет раньше».

– Вам не предложила принять участие?

– Аврора была далеко не глупой блондинкой.

– Неизбежный вопрос: кто же мог опередить Грановскую?

– Не имею ни малейшего представления, – ответила Анна, не пряча глаз. – Если Аврора стала играть в какую-то опасную игру – кто угодно.

– Например, ее любовник. Его-то вы знаете?

– Я знаю только, что Аврора могла позволить себе, все что хотела. Но имен она не называла, а вместе их не видели.

Аполлон Григорьевич, оставшись не у дел, уже давно осматривал интерьер гостиной. И было на что посмотреть. У мелкого чиновника с месячным жалованием рублей сто двадцать, стояла новенькая английская мебель, блестело серебро посуды и хрусталь люстры, а супруга могла одеваться в салоне Живанши. Откуда же такие средства? Ну, что тут скрывать, криминалисту все было ясно. Милейший человек и велосипедист Паша Хомяков имел теплое местечко, распределяя подряды городской Думы на дорожные работы. Кто-то назвал бы такие доходы «воровством», но воспитанные люди не будут столь категоричны. Они скажут – «умение жить и только». И, наверное, будут правы. Кормиться чиновнику за счет государства – не грех. А грех – забывать при этом начальство. Но уж в этом Паша был невиновен, судя по всему.

Заметив нездоровый интерес, Хомякова резко спросила:

– Вы что-то ищете?

Криминалист исторг улыбку очарования и спросил телефонный аппарат, но вот его в доме не оказалось. С невинной физиономией Лебедев развалился в кресле.

– Вернемся к вашему супругу... – только сказал Ванзаров, но ему не дали договорить.

– Наши отношения с мужем были прекрасными, что бы вам ни наговорили, – заявила Хомякова. – Может быть, в привычном смысле они выглядели странными, но нас устраивало. Паша не вмешивался в мою жизнь, а я – в его. Мы не мучили себя ревностью или подозрениями, но и не ранили самолюбие. Вы понимаете? И были счастливы. Его смерть – это чудовищное преступление. Убить такого добрейшего, отзывчивого человека, да еще и замечательного велогонщика – у кого только рука поднялась!

– Вот именно: у кого? – уточнил Родион.

– Я бы ему горло перегрызла, – просто сказала Хомякова. Невольно захотелось поверить, что она и на такое способна.

– Павел Николаевич перед смертью нес куда-то дрессированную крысу в шляпной коробке. Проверьте, все на месте?

– И проверять не надо. Попросил месяц назад – я дала.

– Вас не удивляет, что он дрессировал крысу в велосипедной мастерской, а вам сказал, что уехал в Нижний?

– У Паши было много причуд.

– В таком случае вас не удивит, что дрессированная крыса вашего мужа накинулась на госпожу Делье.

Тиски характера держали чувства намертво, выдало лицо. В душе Хомяковой словно вспыхнул фонарь, разогнавший тьму незнания и сомнений. Новость явно попала в какой-то важный нерв, но вот какой именно? Локоть криминалиста чуть задел ребро, но Ванзаров и так все заметил.

Спохватившись, что молчание становится слишком многозначительным, Хомякова отделалась все той же отговоркой о странностях мужа.

– Давно знакомы с Екатериной Павловной? – спросил Родион.

– Училась в Смольном.

– Значит, один круг? Прелестно! – и чиновник полиции изобразил светскую улыбку. – Кстати, мы подозреваем ее в убийстве Грановской.

Анна Ивановна уже собралась спросить что-то крайне важное, но, к несчастью, удержалась, и только заметила:

– Катя не стала бы это делать.

– Духу не хватило?

– Нет, не стала бы делать сама, а задурила кому-нибудь голову.

– Если правильно понял, вы не исключаете, что она могла организовать убийство Авроры Евгеньевны? – спросил Ванзаров.

– Я этого не говорила, – дипломатично ответила Анна, не особо скрывая жирный намек.

– В таком случае, вынужден спросить ваше мнение: для чего понадобилось благополучной женщине, матери двоих детей, счастливой жене и любовнице, убивать не менее счастливую и благополучную женщину? Они что-то не поделили? Или кого-то?

– Ах, я не знаю... – Хомякова резко встала. – Господа, я скверно себя чувствую. Мне предстоят трудные дни... Прошу меня простить.

Господа послушно повскакивали с мест. Родион даже слегка поклонился и сказал:

– Последний, но неприятный вопрос: кто любовница вашего мужа?

– Мы не вмешивались в личную жизнь.

Уже в прихожей, пока худосочная горничная возилась с замком, Ванзаров обернулся и спросил:

– Анна Ивановна, надеюсь, не собираетесь мстить кому-нибудь в ближайшее время?

– Если соберетесь, сообщите заранее, – вставил Лебедев с милейшей улыбкой.

Но Хомякова уже превратилась в беззвучную статую.

Выйдя на шумный Владимирский проспект, Аполлон Григорьевич первым делом сунул в рот сигарку, чиркнул тростью и жадно затянулся:

– Ну, и штучка, – сказал он, выпуская струю дыма, от которой шарахнулась мирная лошадь. – Темнит вдова, голову морочит. И что-то замышляет.

– Обратили внимание, что# у нее аккуратно прикрыто салфеткой на дальнем столике? – сказал Ванзаров, стараясь отвернуться от ядовитого облака.