Наконец-то Риббентроп закончил».

Шелленберг с трудом переваривал услышанное, в душе волновался. Он вспоминал о том, как во время разговора выглядел Риббентроп.

«Все это время я пристально следил за ним. Говорил он с таким увлечением, что напоминал мальчишку, пересказывающего содержание впервые в жизни прочитанного детективного романа. Но, увы, было совершенно ясно, что передо мной самый настоящий фанатик, и единственное, что он хотел от меня, это услышать о моем согласии и готовности вместе с ним участвовать в выполнении задуманного.

Я считал, что план Риббентропа, мягко выражаясь, результат его нервного и умственного переутомления. Однако обстановка была неподходящей, чтобы возражать, и, кроме того, я понимал, что каждое сказанное мною слово сейчас же будет передано Гитлеру. Наконец мне показалось, что я нашел выход из тупика, в котором оказался. Я сказал, что хотя и считаю план технически выполнимым, однако успех его прежде всего будет зависеть от того, удастся ли заманить Сталина на конференцию, чего добиться будет весьма трудно, особенно после неудачного опыта отношений с русскими в Стокгольме. Словом, я отказался предпринимать какие бы то ни было попытки связаться с русскими, поскольку потерял доверие с их стороны, и все из-за противодействия Риббентропа. Я предложил, чтобы он прежде создал необходимые условия для осуществления плана и добился согласия Сталина участвовать в работе конференции. Если же ему это удастся, я буду готов поддержать его словом и делом.

– Я еще подумаю над планом, – сказал Риббентроп, – и поговорю с Гитлером. После этого я вас вызову.

Больше о своем плане он не напоминал».

Своей идеей Риббентроп поделился с одним из руководителей немецкой разведки в своей резиденции, в замке Фушль, где проходили приемы глав иностранных дипломатических миссий:

– Без сомнения, у Сталина будет очень сильная охрана. Едва ли удастся пронести в зал заседаний гранату или револьвер. Но у меня есть автоматическая ручка, без промаха стреляющая крупнокалиберными пулями на расстоянии 6–8 метров. Ручка так сделана хорошо, что самая тщательная проверка не обнаружит ее истинное назначение.

– Авантюра! – так оценил Шелленберг замысел убить Сталина. Но идею одобрил Гитлер, и тогда Шелленберг заявил, что для осуществления ее необходимо уговорить Сталина принять участие в конференции.

– Я вам помогу, если вам это удастся, – сказал Шелленберг. Он сомневался в том, что Сталин будет участвовать в подобном мероприятии – конференции. Были у него сомнения и насчет пожертвования собой Риббентропа.

«Мне как-то пришлось говорить с Гиммлером об этом. Ему особенно понравилось то, как я ответил Риббентропу. И тем не менее после обсуждения с Гитлером Гиммлер предложил свой план, очень напоминавший план Риббентропа. В соответствии наши специалисты изготовили мину для убийства Сталина. Мина размером с кулак имела вид кома грязи. Она должна бала быть прикреплена к машине Сталина. Мина имела запал, управляющийся с помощью коротковолнового передатчика, и была настолько мощной, что когда при испытании мы взорвали ее, то от нашей машины почти ничего не осталось. Передатчик был размером не более пачки сигарет и мог подорвать мину на расстоянии до одиннадцати километров.

Двое бывших военнослужащих Красной армии, находившиеся до войны в течение долгого времени в ссылке в Сибири, взялись выполнить это задание (один из них был знаком с механиком из гаража Сталина). Ночью на большом транспортном самолете они были доставлены к тому месту, где, по сообщению, переданному нашими агентами, находилась ставка Сталина. Они спрыгнули с парашютом и, насколько мы могли установить, точно приземлились в указанном месте. Однако это было последнее, что мы о них слышали, хотя оба имели коротковолновые передатчики. Я не уверен, что они вообще пытались выполнить задание. Более вероятно, что очень скоро после приземления они были схвачены или же сами сдались органам НКВД и рассказали о задании.

Разговор Шелленберга с Риббентропом проходил летом 1944 года, когда дивизии Красной армии неудержимо двигались на запад, взламывая немецкую оборону мощными ударами. План Риббентропа умер тихо и незаметно. Однако спецслужба немцев, в частности «Цеппелин», от этой идеи не отказался. Но это уже были конвульсии нацистского режима. Поражение Германии было не за горами. Шелленберг вспоминал:

«Тем временем угроза поражения росла. Однажды Гиммлер взял меня с собой на доклад к Гитлеру. В ставке фюрера, как обычно, царила атмосфера напряженной работы и возбуждения. В течение долгого времени мне не приходилось видеть Гитлера, и я был просто поражен его видом. Взгляд его, который раньше был таким строгим и властным, теперь стал апатичным и усталым. Левая рука так сильно тряслась, что он был вынужден иногда придерживать ее правой. Спина согнулась, так что он выглядел горбатым. Ступал он тяжело и неуклюже. Только голос, как и прежде, был строгим и отчетливым, но в нем слышалось больше стаккато, а предложения стали более короткими.

Он и Гиммлер ходили взад и вперед по комнате. Увидев меня, они прервали разговор, и Гитлер на минуту присел. Затем, обратившись к Йодлю, он отдал приказ по Восточному фронту о переброске двух дивизий в центральном секторе и другие распоряжения. Обратившись ко мне, он заговорил о последних разведывательных сводках, касавшихся нашего положения на Балканах. Особенно он интересовался отношениями Англии с Тито. Спросил также о деятельности нашей секретной службы в странах Ближнего Востока и затем о выборах в Соединенных Штатах. Я старался отвечать как можно более сжато.

Неожиданно он встал, пристально посмотрел на меня и сказал низким грозным голосом:

– Я регулярно читал ваши доклады. – Затем наступила длинная пауза, и произнесенные слова, казалось, угрожающе повисли в воздухе. Я заметил у Гиммлера явные признаки беспокойства. Невольно я сделал два шага назад. Гитлер приблизился ко мне и тем же голосом продолжал: – Запомните одно, Шелленберг, в этой войне не может быть никаких компромиссов. Может быть только победа или поражение. И если немецкий народ не сможет вырвать победы у врага, то он будет уничтожен. – Я никогда не забуду слов, которыми он закончил: – Да, тогда они заслуживают уничтожения, потому что лучшие люди Германии погибнут на войне. Конец Германии будет ужасным, и немецкий народ заслужит его.

Мне казалось, что посреди комнаты стоит умалишенный, и все нити, которые еще связывали меня с этим человеком, в этот момент оборвались: он хотел приговорить к смерти самое дорогое для него – свой народ. Он жаждал его уничтожения ради удовлетворения своей злобы».

Начальник Восточного отдела VI РСХА внешней разведки Германии Хайнц Грефе ходил по своему кабинету, меряя его широкими, тяжелыми шагами. Он был озабочен. Его вызвал начальник VI управления Вальтер Шелленберг и дал новое задание. Было оно щекотливым и необычным.

– Грефе, вы старый специалист по России и с заданием справитесь, – закончил напутствие оберштурмбаннфюреру Шелленберг.

Доктор права, Грефе в VI управлении чувствовал себя уверенно. Бригадефюрер Шелленберг прислушивался к его мнению. Руководил Грефе ведущим отделом.