— Садись, Петя, — произнес он низким прокуренным голосом. — С чем на этот раз?

— День добрый, Вадим Петрович, — ответил я, пытаясь куда-нибудь пристроить портфель, стоящий примерно трехмесячную зарплату среднего московского клерка. — Тут мои знакомые одну контору в регионах прикупили, теперь не знают, что с ней делать.

— Intersib? Наслышаны, — усмехнулся хозяин кабинета, — заводик вы, конечно, хороший прихватили, крупнейший поставщик Boeing, не считая нашей оборонки. А теперь, получается, денег не хватает?

— Ну, в долгосрочной перспективе это вполне перспективный проект, но вот с текущими обязательствами нехорошо получается.

— Я бы сказал, очень нехорошо получается. Хотя есть у меня пара идеек на этот счет. Как известно, есть добрые люди, которые черпают средства непосредственно из основных артерий нашего государства. «А и Б сидели на трубе», как говорится. Но будет одно небольшое условие.

— А именно? — уточнил я.

— Есть один очень перспективный молодой человек, который недавно очень успешно женился. Очень! А это, как ты понимаешь, предполагает очень значительные обязательства, в том числе и финансовые. Я не удивлюсь, если акционеры Intersib в ближайшее время примут решение нанять его на руководящую должность в свою компанию. В свою очередь могу порекомендовать его как очень дальновидного и прогрессивного управленца.

— А взамен мы сможем какое-то время, фигурально выражаясь, постоять в тени трубы?

— Я могу ошибаться, но очень вероятно, что, например, парочка всем известных системообразующих банков решат поддержать одно из крупнейших в стране металлургических предприятий, имеющее стратегическое значение для нашей страны, в том числе и для ее обороноспособности. Кстати, кефирчику не хочешь?

Вадим Петрович подмигнул мне и извлек из ящика стола стилизованную под советскую белую бутылку с серебристой крышкой.

— Надо о здоровье заботиться, а то я еще долго намерен занимать этот кабинет.

— Да уж, Вадим Петрович, думаю, это и в наших интересах. Я донесу необходимую информацию до заинтересованных лиц, — сказал я, поднимаясь из-за стола.

Анатолий позвонил мне в восемь утра. Главный пиарщик «Радиотеха» был крайне раздосадован.

— Старичок, — произнес он в трубку, — это что за фигня? Когда я с утра читаю про себя заметку в «Ведомостях» и эта заметка не согласована со мной, я начинаю думать, что я говно, а не профессионал.

— Толь, чего ты гонишь, тебе же звонили за комментарием? — попытался успокоить его я.

— Петя, не включай дебила! Мне не комментарии нужны, а контроль информационного поля. То, что вы там с Мишей плохо разошлись, это ваши хреновы проблемы. А то, что теперь у нас в офисе какие-то дебилы из ФАС развлекаются, это очень многим не нравится. Ты даже не представляешь себе, насколько не нравится и какого уровня людям. Так что давай, коллега, решай вопрос. До связи.

Я выругался и залез с головой под одеяло.

На двенадцать дня у меня была назначена встреча с Николаем Кацманом, когда-то страшно давно в некоем пресс-туре мы наперегонки пытались соблазнить ведущую одного из украинских телеканалов. Ни в один из четырех вечеров мы не смогли довести девушку до нужной кондиции, она опасалась, что наутро последствия ночных возлияний будут слишком заметны в видоискателе телекамеры. Ее фраза «у меня завтра стэндап» потом еще долго использовалась в нашей компании как обозначение отказа от продолжения вечеринки. Кацман расположился за одним из столиков в клубе «Маяк», некогда богемном заведении, в котором по вечерам по-прежнему не протолкнешься от юных девушек, мечтающих случайно встретить пьяного главного редактора газеты «Коммерсант». Мой знакомый сидел в нарочито помятом светло-голубом пиджаке Ermenegildo Zegna. Его последним бизнесом было скромное пиар-агентство, для которого он даже не озаботился придумать название. Николай был крупнейшим в городе продавцом мест в стоп-листах. В большинстве редакций крупнейших в стране изданий существуют списки компаний и тем, о которых нежелательно писать. По общепринятой традиции тему существования таких списков никто и никогда не обсуждал, считалось, что они в принципе не существуют.

— Ты с каждым годом все гламурнее, — поприветствовал я Кацмана.

— Иди ты, — лаконично отреагировал он. — Как там у вас дела? Слышал, большие дела крутите?

— Да ладно, — смиренно сказал я, делая большой глоток espresso, — это всё похоже на систему зеркал, мы всего лишь зеркало, которое отражает то, что показывает другое зеркало, а существует ли изображаемый объект на самом деле, никто на самом деле не знает.

— Ну да, ну да. Ты, конечно же, пришел по поводу вашего небольшого спортивного тендера? — перешел к делу Кацман.

Я кивнул.

— Если коротко, то нет. Бренд «Радиотеха» слишком заметен, никто не станет замалчивать такую историю, сумма тут не имеет значения. Прости, друг, можешь попробовать обратиться к другим.

— Ты сам знаешь, что это бесполезно, — ответил я.

Николай развел руками. Я достал телефон и начал набирать номер такси, пришло мне время сделать небольшой перерыв.

Уже в шесть вечера мы с Кристиной сели в самолет, летящий в Барселону. Мы вышли в город, когда золотой солнечный диск только поднялся над вершинами пальм, la Rambla была еще почти пустынна, из немногих уже открытых кафе доносился теплый запах свежеиспеченного хлеба. Мы позавтракали на старом рынке, поливая устрицы брызгающим во все стороны лимонным соком, на моих пальцах остался его вкус, кисло-горький, как воспоминание о чем-то важном, что уже никогда не вернется. Мы отдались во власть пестрой толпы, хлынувшей на городские улицы и затопившей широкие залитые ослепительным светом магистрали и узкие переулки, в которые редко заглядывает солнце. Город был похож на причудливую декорацию к пьесе, которая еще не написана.

Вечером мы сидели в одном из многочисленных рыбных ресторанов в порту. В воздухе пахло разогретыми камнями набережной, соленый ветер трепал короткие волосы Кристины. Мы пили вино из большого кувшина — терпкий, дешевый и честный напиток, такой же реальный, как окружавшая нас жаркая ночь.

— А что ты скажешь, если я сообщу тебе, что я, кажется, начинаю влюбляться? — произнес я.

— Скажу, что нам надо было заказать половину графина, а не целый, — улыбнулась Кристина.