– Вот и посмотрим, как наш друг нынче выступит, – Каренин привел тело в сидячее положение и посмотрел на Анну. Последняя поднесла к органам зрения небольшой оптический прибор на длинной ручке. Казалось, она не обратила никакого внимания на последнюю фразу, хотя ее мозг понял, что Каренин не зря упомянул загадочного «друга», а только затем, чтобы пронаблюдать ее эмоциональную реакцию. Поэтому усилием воли Анна внешние проявления реакции скрыла.

– Говорят, нынче сам государь может прийти? – спросила она, сканируя через прибор противоположные трибуны, густо засаженные самцами и самками.

– Не думаю, – покачал черепной коробкой Каренин. – Но знаю, что государь всячески приветствует увлечение своих подданных гимнастикой в целях резкого оздоровления. Поэтому наш друг сегодня здесь и оказался. Ну-с, поглядим. Тем более дело это опасное для здоровья.

Анна оторвала прибор от органов зрения и покосилась на брачного самца, но тот невозмутимо глядел вперед на соревнующихся особей. Анна вздохнула: слова об опасности ее встревожили.

Пока вдалеке выступали какие-то незнакомые ей особи, самка рассеянно смотрела на них, а ее мозг занимали мысли о том, отчего люди вступают в брачные союзы только попарно, а не втроем, например. Далее ее мысли привычно перетекли в знакомую колею, и она задумалась о несправедливости мироустройства и имманентности людских несчастий. Вот взять хоть ее, Анну – счастлива она или несчастна? Если скалькулировать все то время, которое она проводит в состоянии с положительными значениями эмоциональной шкалы и сопоставить со временем, когда организм Анны испытывал неприятные ощущения, что в итоге возобладает? Непростой вопрос! Тем паче, что здесь нужно еще как-то учитывать градус эмоции, ведь они бывают разными – сильными и слабыми…

У Анны были в жизни печали, были запоры и другие неприятности, вроде недавних объяснений с Карениным. Но были и немалые радости! Например, в последнее время она через день имела качественную случку с матерым самцом, к коему испытывала эмоциональную привязанность. Анна также часто получала очень приятные ощущения от попадания в ее организм морфия, который доставал ей доктор Борменталь. Она ширялась часто и с удовольствием. Но зато в периоды, когда препарат кончался, самка испытывала организменное неудовольствие, сильно нервничала и порой срывалась на прислуге.

Поразмыслив, Анна решила, что баланс ее жизни по всей вероятности близок к нулю или немного его превышает, то есть приятных и неприятных ощущений у нее в жизни было примерно поровну или даже плюс перевешивал минус… А вот Каренин, подумала Анна, его жизнь имеет тот же баланс или в его жизни было больше неприятных минут, нежели радостных? Удавалось ли Каренину чаще расчесывать свое чувствилище на плюс или, напротив, жизнь постоянно била старика и ингибировала процесс приятного начёса? А сама Анна разве не доставляет ему страданий своими изменами?

«Ревнует ли он? – подумала самка, вновь скосив глаза на своего брачного партнера: – А я бы его ревновала?..» И решила, что ревновала бы непременно.

Ревность была отрицательной эмоцией, иными словами она создавалась в организме таким набором веществ, который воспринимался особью, как крайне раздражающие и неприятные. Анна принадлежала к такому виду, у которого самец участвует в выращивании потомства. Поэтому она считала ревность естественным чувством, не подозревая даже, что у тех видов, где самец никак не участвует в выращивании потомства, самки подобного чувства не знают. Выработка веществ, продуцирующих неприятные ощущения, если твой брачный партнер начинает скрещиваться с другой особью, понадобилась природе как сигнал: «потомство в опасности – самец может уйти к другой самке и участвовать в выращивании чужого потомства, и тогда твой помет обречен».

Аналогичное неприятное чувство испытывали и самцы, в случае когда их самочка намеревалась скреститься с посторонним самцом, поскольку считали самку своей и инстинктивно были настроены на то, чтобы передать в будущее свои гены и выращивать собственное потомство, а не какие-то там чужое отродье. То есть ревность была всего лишь одним из орудий внутривидовой конкуренции.

Постепенно, с эволюционированием стадных отношений в социальные и развитием всяческих наук и умений, у Анниного вида репродуктивная функция практически полностью отделилась от сексуальной. Взрослый половозрелый самец за свою жизнь осуществлял со своей самкой сотни половых контактов, однако самка приносила ему всего несколько детенышей, а иногда одного или вообще ноль. Иными словами КПД случки был в лучшем случае равен 0,3 %, а в худшем 0 %. Для достижения столь впечатляющего результата были придуманы самые разные методики и приспособления.

После того как развитая социальность окончательно отделила случку от деторождения, превратив ее в одно из доступных средств развлечения, нужда в ревности отпала, поскольку ни самец, ни самка теперь уже могли не опасаться передачи в будущее чужого генотипа. Но инстинкты были гораздо древнее и потому сильнее разума. Так и должно было быть: единственной задачей вида с точки зрения природы было его самосохранение, то есть продолжение в будущее. И развитая кора мозга, именуемая разумом, была всего лишь хитрым инструментом для обслуживания инстинктов. Поэтому все поведение Анны и ее соплеменников практически полностью задавалось и определялось инстинктивными потребностями тела. А разум только заворачивал телесные желания в словесные фантики. Но порой разум эти желания оправдывать не хотел, потому что они вступали в противоречие с социальными установками. В подобных случаях находился какой-то компромисс – общество не одобряло, но закрывало глаза, а личность всячески скрывала свое социально неодобряемое поведение от общества.

«Любила ли я его когда-нибудь? – вновь задалась вопросом Анна, вдругорядь косясь на своего старого самца. – Или то была всего лишь мимолетная влюбленность?»

Она всерьез проводила границу между этими двумя синонимичными понятиями и полагала, что влюбленность – это нечто «несерьезное», а «любовь» – нечто «серьезное». Серьезность эмоциональной привязанности заключалась в сроках ее действия. Анна полагала, что влюбленность – это такая маленькая любовь, которая может быть весьма сильной, но зато быстро проходит. А любовь – это на всю жизнь. Но поскольку эволюция никакой постоянно действующей эмоциональной привязанности в штатно функционирующем организме не предусмотрела, это яркое чувство длилось от трех до шести лет, иногда сменяясь чувством привязанности и привычкой, а иногда и нет. В последнем случае пара распадалась, что только способствовало генетическому разнообразию. Впрочем, иногда в природе случались сбои, исключения, и тогда на свет появлялись особи, могущие любить одного партнера всю жизнь или даже испытывающие половую тягу к особям своего пола.

– А вот и наш друг, – воздушная волна со стороны Каренина заставила самку Анну вздрогнуть всем свои немалым туловищем с двумя объемными молочными железами впереди и прервать ход внутренних рассуждений в пользу оценки внешних обстоятельств.

Действительно, к снаряду выходил Вронский. Самец был одет в полосатенький гимнастический костюм и не имел на черепной коробке никакого головного убора. Он опустил передние конечности в емкость с минеральным порошком, похлопал ими друг о друга и выступил на исходную позицию. Анна вспомнила информацию, запущенную Карениным в ее мозг о том, что состязание может носить опасный для организма Вронского характер, и напряглась.