Исходя из всего этого, наступление по плану «Блау» необходимо было немедленно отменять. В противном случае последствия могли быть непредсказуемыми. Но даже заикнуться об отмене наступления для фон Бока было немыслимо. В последнее время фюрер весьма нервно начал реагировать на подобные предложения, за которые любой генерал мог вылететь в отставку, попасть под суд, а оттуда прямиком в концлагерь или под расстрел. Были уже подобные прецеденты.

Верховное командование вермахта и сам фюрер требовали от командования группы армий «Юг» любой ценой провести наступление, предусмотренное планом «Блау», и добиться при этом решающего успеха. А сами фон Бок и фон Зоденштерн, если им жизнь дорога, должны сделать для этого все возможное и невозможное. Они должны собрать все резервы в одном месте и ударить по большевикам. Этот удар должен быть мощным и неотразимым. Если будет надо, то для того, чтобы прорвать фронт, в бой будет брошено все, вплоть до последнего повара или писаря. Именно в этом духе и отдавались приказы в войска. Атака была назначена за час до полудня, и это был самый короткий срок, за который вообще было реально провести требуемую перегруппировку войск и ремонт техники, получившей незначительные повреждения.

При этом и фон Бок, и фон Зонденштерн в глубине души прекрасно понимали, что само это наступление может кончиться для них весьма и весьма печально. Прошлой зимой, и совсем недавно, в мае этого года, на советско-германском фронте похожие ситуации уже были.

28 июня 1942 года. 11:00. Центральный фронт, 40-я армия, ж/д станция Долгая. Эрнест Миллер Хемингуэй, журналист и писатель

Мы стоим на второй полосе обороны 40-й армии Советов. Палящее солнце русского лета изливает на наши головы свой беспощадный зной, заставляя вспомнить о Техасе и Нью-Мексико. Высоко в небе, подобно кондорам, выискивающим падаль, кружат высотные советские самолеты-разведчики, являющиеся глазами командующего фронтом генерала Жукова. Все русские, с которыми я встречался, говорят, что это битва, определяющая исход европейской войны, может быть выиграна только этим генералом, беспощадным не только к врагу, но и к своим войскам. Когда Жуков говорит «ни шагу назад», никто и не подумает отступать. Именно для того, чтобы войска дрались насмерть, а не отступили, дядюшка Джо и назначил сюда этого генерала, имеющего в русских войсках репутацию неколебимой скалы, вроде генерала конфедератов Томаса Джексона по прозвищу «Каменная стена».

Я нахожусь там, где обозначилось направление главного германского удара в этой летней кампании, и, возможно, это одно из самых опасных мест на советско-германском фронте. Но я сам попросил, чтобы меня отправили сюда для того, чтобы увидеть все своими глазами и рассказать об этом американским читателям. Где-то позади нас за третьим рубежом обороны часто грохочут тяжелые артиллерийские батареи, вступившие в дуэль со своими германскими оппонентами, которые после утреннего разгрома огрызаются крайне вяло и неохотно.

Я видел эту вакханалию огня, которую русские реактивные минометы, именуемые «катюшами», обрушили на немецкие окопы, позиции артиллерийских батарей, места сосредоточения техники и войск. Казалось, что само небо вспыхнуло и рухнуло на землю. От воя и скрежета закладывало уши. Не зря гунны называют эти грозные установки «сталинскими органами» и ужасно их боятся. И этот удар был нанесен по наводке русских высотных разведчиков, от взора которых не укроется ни одна пушка, ни одна машина, танк или самолет. С другой стороны, стоит в небе появиться хотя бы одному немецкому самолету, как тут же, откуда ни возьмись, появляются новейшие русские истребители с носами, выкрашенными в красный цвет, и гуннам приходится делать выбор перед бегством или боем без каких-либо шансов на победу.

Полковник Рендолл, глава нашей военной делегации, которую русские специально пригласили на фронт к началу немецкого наступления, как здесь говорят «для обмена опытом», сказал мне, что сейчас русские показали умение вести войну по тем правилам, которых раньше придерживались сами гунны. Это когда одна сторона настолько превосходит другую в техническом оснащении войск и организации боя, что вместо столкновения равных противников получается война белых людей с кровожадными дикарями. Полковник считает, что дядя Джо пригласил американскую военную делегацию сюда для того, чтобы показать нашему президенту и Конгрессу, что русские – надежные партнеры, крепко держащиеся на ногах, и что в них вполне можно делать солидные инвестиции. Показать товар лицом – это так по-американски, что эти парни начинают мне нравиться.

– Все именно так, как вы говорите, мистер Рендолл! – я кивнул полковнику. – Только и вы поймите, что русские способны сражаться и побеждать в куда худших условиях, чем сейчас. Я видел это собственными глазами, и наша помощь не так уж для них и важна, как это может казаться.

– Возможно, это так, мистер Хемингуэй, – скептически хмыкнул Рендолл, – но на их высотных самолетах-разведчиках стоят наши самые лучшие авиационные моторы фирмы «Пратт энд Уитни» и наша замечательная оптика, в которую с высоты тридцати тысяч футов можно разглядеть даже бегающую по земле мышь, а их новые истребители оборудованы превосходными американскими рациями. Возможно, что это не так много, но во всех русских успехах есть и наш вклад[1].

В ответ на слова полковника я только молча пожал плечами. Русские платят за победу над Гитлером своей кровью, и такая позиция полковника была уж слишком меркантильной. Совсем недавно наш флот потерпел очередное поражение от японцев и, потеряв Гавайи, откатился к нашему западному побережью. А русские смогли нанести гуннам несколько серьезных поражений, разгромив и уничтожив не менее четырех их армий.

В этот момент, наверное, убедившись в том, что нормальной артподготовки им провести уже не удастся, германские генералы двинули вперед свою главную силу: танки и пехоту. В мой превосходный морской бинокль было хорошо видно, как поле перед немецкими окопами заполнилось серыми коробочками германских танков и бронетранспортеров. Их никак не меньше двух сотен. Но если бы не утренний артиллерийский удар, их могло бы быть больше, гораздо больше.

А позади танков густой серой волной из окопов поднимается пехота гуннов. Началось! Сопровождающий нас русский офицер спокойно говорит, что тут по позициям всего одной советской стрелковой дивизии наносит удар 24-й моторизованный корпус немцев, полностью восстановленный после зимних поражений и состоящий из двух танковых, одной моторизованной и двух пехотных дивизий усиления, приданных из состава 2-й немецкой армии. Почти пятикратное численное превосходство гуннов.

Смолкшая было на мгновение дальнобойная русская артиллерия перенесла огонь из глубины на атакующих нацистов, и почти сразу же к ней присоединяются молчавшие ранее пятидюймовые русские гаубицы и тяжелые минометы дивизионного звена, чьи позиции расположены прямо за нашими спинами на второй полосе обороны. Трехдюймовые пушки полкового звена, расположенные совсем рядом с нами в так называемых противотанковых опорных пунктах, пока молчат. Нам сказали, что их очередь наступит позже, а пока нужно отсечь немецкую пехоту от прикрывающих их танков, заставить ее залечь, а потом повернуть к своим окопам. Ведь без пехотинца танк слеп, глух и является легкой добычей для вражеского солдата, вооруженного обычной ручной гранатой или бутылкой с коктейлем Молотова.