— И прятать ее?

— И это тоже.

Перси подвез нас до «Приморья», где я обнаружил Рейчел, расхаживающую туда-сюда по крыльцу в ожидании меня. Но увидев, что я иду по дорожке в сопровождении полиции, она не бросилась ко мне, чтобы обнять, как я ожидал. Вместо того она, вытаращив глаза, уставилась на шерифа и Перси, и смотрела на них, пока они не скрылись из виду. Как ни безумно это звучит, у меня возникло отчетливое впечатление, что она решила, будто они пришли арестовать ее за что-то. Конечно, с Рейчел никогда и нипочем не знаешь, что творится у нее в голове. Может, она думала о пасхальных яйцах.

— Я слышала, что тебя арестовали! — заявила она. — Мне так жаль, что меня не было на месте, чтобы забрать тебя!

— Ничего страшного, — попытался успокоить ее я.

— Что они тебе сделали? Почему ты не позвонил?

— Зайдем в дом, и я все тебе поведаю.

Шериф уже позвонил Бет, так что мы присели поговорить втроем, с нею и с Рейчел. Мы уже добрались где-то до середины объяснения, когда вдруг зазвонил телефон «Приморья». Сняв трубку, миссис Дэниелс через несколько секунд протянула ее мне. Я послушал минутку, задал пару-тройку вопросов, послушал еще немножко и повесил трубку.

— Кто это? — поинтересовалась Рейчел.

— Доктор Карстейрс. Звонил насчет Д’Оги, — ответил я.

Моя подруга подскочила на ноги. Было любопытно наблюдать, как вспыхнули ее глаза.

— Как он? — нетерпеливо спросила она.

— Он умер.

Колени у Рейчел подкосились. Она совершила попытку ухватиться за подлокотник кушетки, но промахнулась и брякнулась на пол, прежде чем я успел ее подхватить.

— Принесу мокрое полотенце и нюхательную соль, — сказала Бет и стремительно покинула помещение.

Я уложил приятельницу на кушетку, приподняв ее туловище. Соль помогла. Хозяйка гостиницы вручила мне также мокрое полотенце, и я протер лицо Рейчел. Придя в себя, она забилась в конвульсиях. Так тянулось с минуту, после чего ее отпустило.

— Это правда? — всхлипнула она. — Д’Оги умер?!

— Сожалею, — вздохнул я. — Я знаю, что он тебе нравился.

— Как же это случилось?

— Там толком не знают. Может, реакция на антибиотики, которые ему дали от ожогов. У них не было его полной амбулаторной карты, так что теперь не выяснишь.

— О, боже мой! — запричитала Рейчел. — Бедняжка Д’Оги!

Она была безутешна. Настолько, что я начал ломать голову, не был ли ее интерес к этому парню не просто праздным. С другой стороны, ее первоначальная реакция была фиктивной. Я навидался обмороков за свою жизнь и сразу понял, что Рейчел прикидывается. Но зачем?

При нормальных обстоятельствах я бы остался дома, чтобы помочь ей переболеть свое горе. Но меня и Бет ждало одно неотложное дело, так что, дав подруге двойную дозу седатива, я уложил ее в кровать и подоткнул ей одеяло.

В голове у меня пронеслась мысль, что в церкви меня может поджидать западня. Но это навряд ли, решил я затем, потому что со мною будет Бет, а уж шериф наверняка знает, как быстро я могу вывернуть ситуацию наизнанку, приставив нож к ее горлу, если мне понадобится улизнуть. Так что мысль о возможной засаде я отогнал, но при этом все равно не догадывался, с чем мы можем там столкнуться. Так что я не пожалел времени, чтобы припрятать кое-какое легкое оружие в своей разминочной куртке и брюках — открыл свой кожаный несессер, где храню различные орудия своего ремесла вроде шприцев, опиатов, ядов и…

И заметил, что одного пузырька недостает.

Я тряс Рейчел, пока та не открыла глаза.

— Ш-што? — пролепетала она, почти не приходя в сознание.

Я поднес несессер к ее лицу, заставив сосредоточиться на нем:

— Рейчел, послушай меня. Тут был флакончик, который я велел тебе ни в коем случае не трогать. Это один из смертоноснейших ядов на свете. — Я тряхнул ее снова. — Рейчел! — И влепил ей пощечину.

Веки ее приоткрылись, а губы изогнулись в кривой усмешке, и она заговорила певучим голоском:

— Ты сказал, что он покушается на твою жизнь.

— Что?!

— Он обожал Красное Питье, — поведала моя подружка.

— Ты отравила Д’Оги?

Она хихикнула, будто во сне:

— Д’Оги сказал, что за Красное Питье умереть не жалко! — И снова впала в забытье.

Я зажал ей ноздри и держал их, пока она не начала задыхаться. После этого я прокричал ее имя, и Рейчел, поперхнувшись, тряхнула головой.

— Оставь меня в покое! — пробормотала она, вяло отмахиваясь от меня.

— Кто он такой? — продолжил я кричать на нее.

— А?

— Кем был Д’Оги?

— А? О… Не знаю.

— Почему он хотел меня убить?

— Не зна-а-а-аю!

— Он рассказывал что-нибудь о себе?

— А?

Тряхнув женщину снова, я повторил последний вопрос. Она попыталась ударить меня.

— Рейчел, я серьезно. Говори, что он сказал, — потребовал я страшным голосом.

— Только то, что его назвали в честь отца и лучшего друга отца.

— Его отца звали Оги?

— Нет. Огастес.

Мне будто дыру в груди пробили.

— Не знаю, что значит «Д», — пробормотала тем временем Рейчел.

Комната будто закружилась вокруг меня. Я снова подоткнул одеяло своей подруге и позволил ей погрузиться в сон. Больше расспрашивать ее мне не требовалось. Я в точности знал, кто такой этот пацан, хотя до этой секунды даже не подозревал о его существовании. Д’Оги был назван в честь отца Огастеса и лучшего друга отца — Донована Крида.

Донован и Огастес — Д’Оги.

Огастес Куинн был моим лучшим другом больше пятнадцати лет. Мы вместе убивали, вместе работали и защищали нашу страну. Он был просто монстром, родившимся с редкой болезнью, исковеркавшей ему голову и черты лица. Около четырех лет назад Огастес влюбился в молодую мошенницу по имени Элисон, которую я завербовал работать на мое агентство в нацбезопасности. Примерно в то же время меня постигла медицинская проблема, повергшая меня на три года в кому. Когда я оклемался, то узнал, что Огастес похитил Элисон и держит ее в бетонной камере на своем складе в Филадельфии. Это долгая история, но чтобы спасти Элисон, мне пришлось прикончить лучшего друга.

Блин.

Огастес не говорил, что у него есть сын.

Жизнь порой — чистейшее безумие, знаете ли.

Ух ты!

А, ладно, насрать…

В смысле, теперь-то уж ничего не попишешь, верно?

Разве что дописать эту главу своей жизни, закрыть ее и двигаться дальше.