– Ты это хотела? Бери.

– Возьму, но токмо в подарок, как было обещано. Дари.

«Она еще и издевается. Ну да ладно».

– В этот знаменательный день, когда судьба ниспослала мне встречу со столь обворожительной красавицей, – пафосно заговорил Еремеев, невольно пародируя Сову из мультика при Винни Пуха, – разреши на память о себе преподнести сей скромный подарок. Пусть он…

Договорить дамочка не дала. Дождавшись нужного слова, она выхватила прутик.

– Как ты меня назвал, хе-хе? Красавицей? Ну что ж, любуйся.

Прямо на глазах ведьма принялась менять обличье и одежду. Через несколько мгновений перед Александром уже стояла уродливая старуха в лохмотьях.

«Слава богу, с этой не получилось, как с Гориславой. Иначе бы у меня навсегда выработался иммунитет на женскую красоту».

– Чего уставился, милок? Али не признал во мне волколака? Али затосковал по смазливой ведьмочке? – издевалась бабка.

Изменился и пейзаж вокруг. Окраина леса превратилась в болото, полянка – в островок, деревьев и след простыл, испарилось и тело волколака, а эльф ожил и теперь со зловещей улыбкой смотрел на человека.

«Ни фига себе! Как же эти двое меня провели! Все мозги запудрили. Не зря казалось – с шишколобым что-то не так… А он просто готовил выход главного действующего лица!»

Еремеев снова ощутил накат слабости, машинально потянулся к фляжке, но на привычном месте у пояса ее не оказалось.

– Твое снадобье – дрянь, – сообщила старуха. Она извлекла из лохмотьев знакомую емкость и швырнула в болотную жижу.

– Снадобье – дрянь, согласен, но фляжка была хорошей, зачем ценными вещами разбрасываться?

– Нашел о чем волноваться, милок. Ты бы лучше о другом думал. – Она кивнула в сторону эльфа. – Вижу, вам есть о чем потолковать, потому мешать не буду. Ежели чего, хе-хе, я туточки, – усмехнулась старая карга и двинулась к ивовому кустарнику на краю островка.

– А вот теперь, Данила, ты сдохнешь.

«Как-то с везеньем нынче не очень: красавица неземная оказалась злобной каргой, которую даже в кошмарном сне не увидишь, лесной пейзаж – гнилым болотом (то-то мне аромат здешний не понравился), да еще и смерть эльфа ненастоящая. Воистину говорят: беда не приходит одна, а у меня за сутки их столько…»

Еремеев, глядя на довольную физиономию шишколобого, для себя решил, что хоть разок, но к его морде приложиться должен, а потому начал с ним спорить:

– Кто из нас сегодня сдохнет, еще неясно. В моих планах поход на тот свет не значится. – Александр старался не показать нахлынувшей слабости. – Выходит, твоя очередь. Имеешь возражения? Подходи, уладим. – Он слегка закатал рукава, давая понять, как это будет происходить.

– И ничего ты не угадал, человек. Не хватало еще руки об тебя марать.

Эльф выстрелил сразу несколькими молниями, которые растворились в Еремееве без следа. Так это выглядело со стороны. Александр же, почувствовав дикую боль в ногах, едва не рухнул и до крови прикусил губу.

«Что там целитель говорил про магические каналы? Моим нижним, ежели таковые имелись, кажется пришел окончательный кирдык». – Однако, несмотря на все ухудшающееся положение, алтарный маг продолжил словесный наезд на противника:

– Куда тебе, убогому! Аивауд тоже пытался одолеть меня магией, а у него-то силенок было куда больше.

– Эй, чего тут творится-то? – раздался возмущенный вопль старухи, и оба противника взглянули в ее сторону. – Так не должно быть! Ты чего, аспид проклятущий, обманул меня?!

Все три листочка из прутика, которым бабка махала над лужицей чистой водицы возле ивового куста, обратились золотистыми змееподобными отростками. Втроем они дружно принялись оплетать и душить старуху. Мерзкая карга пыталась сопротивляться, но тщетно – жгуты становились лишь длиннее и толще. Они вытянули из жертвы всю энергию и затянули оборванку в траву.

– Твоих рук дело? – спросил эльф, досмотрев до финала.

– А сам как думаешь? – не стал разуверять противника Еремеев.

– Даже не представляешь, какую услугу мне оказал, – обрадовался эльф, решив, что освободился от чар старухи. – Токмо не обольщайся – жизнь тебе это не спасет.

Александр сейчас думал лишь об одном – как бы не бухнуться на колени, а то враг подумает, будто он пощады просит. Но, видимо, боль мельком отразилась на лице человека, и шишколобый успел это заметить. Он снял лук с плеча, наложил стрелу на тетиву.

– Говоришь, магией тебя не взять? Что ж, имеются и другие средства, созданные как раз для истребления волшебников. Кстати, молодец, что мой лук сберег, я и не чаял его больше увидеть.

Меж тем золотые жгуты оставили старуху и тремя гадюками устремились к новой цели. Видимо, дуб-ведун дал своему отростку наказ охранять человека, которому был обязан жизнью. Прутик подзарядился энергией коварной бабки и принялся за работу.

– Ты, главное, ненароком не сломай оружия, привык я к нему, – выдавил из себя Еремеев, готовясь к худшему. И оно не заставило ждать.

Эльф словно почувствовал, что время играет против него, и выстрелил. Амулет Руха, обратившись к каналам человека, отклонил стрелу, и та устремилась к ближайшему магическому существу – старухе, сумевшей подняться на ноги. Она оклемалась быстро, поскольку находилась рядом со спящим источником. Мощной волной чар бабку отбросило метров на десять от островка.

Три золотистых копья, пронзив тело эльфа, обмякли. Отведенные на жизнь прутика вне контакта с Данилой три минуты закончились. Да и сам он получил такую магическую оплеуху, что едва не задохнулся. Легкие заработали не сразу, отметив долгую паузу сильным кашлем. Вконец обессиленный Еремеев упал на четвереньки.

Больше изображать крутость было не перед кем – враги закончились. Впрочем, даже если бы Александр и захотел это сделать, у него вряд ли бы получилось. Он и дышал, похоже, лишь потому, что имел слишком важную цель, чтобы умереть, ее не достигнув. Дух из него, считай, выбили, он держался только на морально-волевых, благодаря которым сначала отыскал мутным взглядом ивовый куст, потом пополз к нему.

«Леший говорил о каком-то источнике, который нужно разбудить. И коварная старуха, похоже, это и собиралась сделать. Только она прутики перепутала, карга старая. Ну да, увидала золотые листики и обрадовалась, а не все то золото, что блестит».

Александр не чувствовал ног, начали неметь руки, но он упрямо полз к прозрачной лужице, цепляясь за податливую почву закостеневшими пальцами.

«Врешь, не возьмешь! – как мог, подбадривал себя Еремеев. – Я Тадеуша уделал, стагаза королевского не побоялся, ночью из гиблого места выбрался… Неужели тут спасую?! Да не бывать этому! Вон до лужицы рукой подать».

Мысль о том, что в нынешнем состоянии ему не достать прутик из рукава рубахи, на миг саданула по нервам, а в следующий Данила сделал еще рывок и бухнулся в кристально чистую воду.