С визгом и писком сгустки с антеннками дружно бросились за ушастым сгустком, которому ничего не оставалось, как делать от них ноги. Вскоре визг и писк сменился вознёй потасовки. По ослабевшему писку сгустка-Мики видно было, что ему здорово досталось.

– Сорванцы! – сердито ворчал газовый дядюшка Скрудж. – Всегда устроят представление. Нет, я таки спущу как-нибудь на них покемонов! Будут знать, как себя вести!

Ещё больше раздувшийся от похвал и поклонения начальник лагеря сидел, нахмурив брови, потом вдруг, сменив гнев на милость, полез в мешок и достал звезду.

– Дайте им одну звезду на всех. Пусть играются, сорванцы этакие, – крякнул он по-отцовски снисходительно.

Сгустки с антеннками радостно завизжали и бросились наперегонки. Ловкий ушастый Мики забрался на голову последнему из них и, ловко перепрыгивая с одной головы на другую, подоспел первым к вручению звезды. С криком победителя он схватил награду, крепко зажал её одной лапой, и, ковыляя на оставшихся трёх, попробовал скрыться от соперников в толпе рабов. Но сгустки с антеннками с диким визгом бросились за похитителем, настигли его и надавали ему столько тумаков, что ушастому ловкачу пришлось отпустить желанную добычу. Обиженно опустив голову, сгусток-Мики медленно поковылял прочь. Зато сгустки-телепузики, повизгивая от удовольствия, каждый стараясь подержаться за звезду, побежали прочь от серьёзного места регистрации рабов.

Лагерь дядюшки Скруджа вернулся в рабочий режим: штамп – звезда, аплодисменты, крики, улюлюканье. Осталось ещё несколько рабов, но сгусток-Скрудж, посмотрев в свой мешок, обнаружил, что звёзд больше не осталось.

– Сделаем перерыв, – объявил он голосом, не терпящим возражений. – Вы очень хорошо поработали, растащили все мои звёзды, которые Я с таким трудом доставал для вас. Так, – немного подумав, продолжал сгусток-Скрудж, многозначительно почёсывая темечко, – зарегистрированных рабов распределить по баракам, а незарегистрированных оставить за воротами. Пусть ждут.

– А долго ждать? – выкрикнул хозяин раба, перед которым регистрация прекратилась.

– Ждать, я сказал! – рявкнул начальник лагеря и злобно полоснул наглеца обжигающим огнём жадных глаз. – Я устал, звёзды закончились, понятно? – добавил он уже немного спокойней: – Нет от вас никакого покоя.

По-старчески кряхтя, великий Скряга встал со своего «трона» и медленно, вразвалочку, пошёл прочь к себе в покои.

Рабов стали строить группами по баракам. Ваня стоял один. Он очень устал, болела голова, руки, ноги. Он ничего не помнил о том, что было раньше до КПП дядюшки Скруджа. Вдруг он почувствовал, что в его зажатой ладони что-то есть. Выбрав момент, когда газовый Гарри отошёл от него, чтобы поделиться опытом, он раскрыл ладошку и увидел крошечный фонарик. Он смотрел на него, смотрел, но никак не мог вспомнить, как же эта крошка оказалась у него в ладони. Раб барака №1 был так занят воспоминаниями, что даже не заметил, как к нему подошёл сгусток-Гарри. Получив пинок под зад, он едва успел зажать фонарик в ладони.

– Давай, раб, шевелись! – Газовый хозяин приговорённой души был груб. – Разотдыхался тут с умным видом. Сейчас пойдёшь грехи отрабатывать. – Сказав последние слова, сгусток-Гарри злобно хмыкнул, и в его огненных глазах сверкнула ненависть. Он толкнул своего раба в спину, показав в сторону первого барака, дал ему очередной пинок и сказал: – Давай, топай! Нянькаться тут с тобой!

Ваня с трудом устоял на ногах, но всё-таки не упал. Этот пинок был ничем по сравнению с теми ударами по голове, которыми награждали рабов у КПП. К тому же он вспомнил какие-то два слова, и этими словами были «помоги, мама». В этот момент он как раз догнал группу рабов, идущих в соседние бараки.

«А что если эти слова как-то связаны с фонариком?» – подумал Ваня и, посмотрев по сторонам, увидел, что все рабы шли, понуро опустив головы.

Тогда он раскрыл ладонь и, глядя на крошечный фонарик, тихо сказал пришедшие на память слова. Как только он произнёс последнее слово, крошечный огонёк затеплился в фонарике и отбросил тонкий длинный луч, который, как луч прожектора, рассёк тускло-красный воздух и уткнулся в памятник доллару, стоявшему в центре площади. Ваня тут же вспомнил встречу с Ангелом-Хранителем и чуть не закричал от радости, но вовремя сдержался.

В это же мгновенье лагерь как будто сошёл с ума: завыла сирена, тревожный голос объявил через усилители, стоявшие возле каждого барака: «Тревога! Тревога! В лагере обнаружен луч молитвы! Объявляется поголовный обыск!»

Оторопевших рабов со всех сторон окружили толпы покемонов. Они появились совершенно неожиданно, как будто из воздуха. Услышав звук сирены, Ваня автоматически засунул фонарик за щёку, поэтому, когда покемоны окружили его, луча, исходившего от фонарика, уже не было. Раба барака №1 осмотрели, прощупали, и, ничего не обнаружив, перекинулись на следующего. Рядом тут же появился газовый Гарри. Он пристально посмотрел в глаза душе, принёсшей ему гран-при, но ничего не сказал. Ваня понял, что газовый хозяин, ослеплённый светом Ангела, ничего не видел и не слышал, поэтому и не знает ни о фонарике, ни о том, что говорил ему Ангел, а сгусток-Гарри не сводил со своего раба испытующего взгляда, полного ненависти.

После тревоги передвижение рабов продолжилось под усиленным конвоем из хозяев и покемонов. Сгусток-Гарри шёл рядом с Ваней, не спуская с него огненных глаз, а Ваня всё время боролся с самим собой, чтобы не произнести хотя бы мысленно спасительные слова. Он боялся, что сгусток может прочитать его мысли. Как он ни старался, но мысль с этими удивительными словами «помоги, мама» всё-таки вырвалась из плена его ослабленной воли. Ваня вздрогнул и с опаской посмотрел на газового Гарри. Сгусток никак не отреагировал.

«Он не может читать мои мысли, – с облегчением выдохнул Ваня. Ему очень захотелось ещё раз произнести про себя эти чудесные слова, но он остановил свою мысль на первом же слоге. – А вдруг луч появится из-под щеки? – со страхом подумал он. – Если это произойдёт сейчас, когда этот злобный «герой дня» не сводит с меня своих мерзких глаз, мне – конец».

– Стоять! – окрик покемона вернул его в плачевную реальность.

Голос этого лагерного надзирателя был настолько противен, что не было подходящих слов для его описания.

Ваню снова сильно ударили по голове, после чего он опять всё забыл. Теперь он стоял перед тяжелой, устрашающей всем своим видом дверью, на которой было написано: «Барак №1». Последнее, что услышала бедная Ванина душа до того, как тяжёлая дверь захлопнулась за ней, были слова сгустка-Гарри:

– Отсюда тебя никто не вымолит. Даже твоя православная мать.

Когда огромная тяжёлая дверь со скрипом захлопнулась, Ваня с ужасом понял, что барак этот совсем не похож на бараки, которые могло нарисовать его воображение. Он ожидал увидеть ряд пусть плохих, но кроватей, каких-то людей, но здесь ничего этого не было. То, что окружало его, было, скорее, похоже на храм, только в тех местах, где должны были быть иконы, зияли чёрные зеницы дыр, от которых веяло сковывающим душу холодом.