На негнущихся ногах я прошел в ванную. Внутри было тепло и пахло шампунем. Намыливая свое тело, я нет-нет да поглядывал на свое мужское достоинство. Правда, я тут же стыдливо отводил взгляд – гордиться там особенно было нечем. Оставалось только надеяться, что с Лерой все будет иначе.

Когда я вышел из ванной, свет на кухне был потушен, и я осторожно проскользнул в комнату, обратив внимание, что играла тихая расслабляющая музыка, кажется, что-то из классики.

– Ничего, что я включила музыку? – спросила Лера, и я уверил ее, что все в порядке.

– Не думал, что ты любишь классику, – признался я.

– Ага, люблю, – отозвалась она, наматывая на тоненький пальчик локон волос. – Вообще-то я люблю тяжелую музыку, вроде как «Cradle of Filth».

Я пораженно молчал.

– Но я также обожаю Баха, Шуберта, Берлиоза, Моцарта, Грига, – как ни в чем не бывало продолжала девушка. – Просто раньше я увлекалась древней готикой, носила кожу, красилась в черный цвет... Что с тобой? – вдруг спросила она. – И почему ты в одежде?

Вот он, снова проклятый вопрос! Ну как объяснить им, существам женского пола, что я стесняюсь собственного тела и не могу вот так сразу скинуть с себя штаны?!

– Я... не могу при свете, – пролепетал я.

Лера прыснула.

– Ну так выключи его, – сказала она, сморщив носик. Что-то снова показалось мне неуловимо знакомым в этом жесте, но времени на воспоминания у меня сейчас не было. Я погасил свет и, повернувшись спиной к Лере, принялся торопливо стаскивать с себя джинсы.

– Ты меня заинтриговал, Артур, – услышал я ее голос. – Что ты там такое приготовил, а?

Чертыхаясь, я сорвал с себя рубашку и нырнул под одеяло. Ноздри сразу защекотал возбуждающий запах чисто вымытого женского тела, и я почувствовал, как у меня внизу начинает происходить какое-то движение. Я потянулся к Лере, чтобы ее обнять, но она вдруг мягко отодвинулась от меня:

– Малышев, а кто тебе сказал, что у нас будет интим?

Ну, знаете ли, дорогие товарищи, после этих слов я, честно говоря, просто о...л. У меня было такое состояние, что я с удовольствием схватил бы ее за волосы и хорошенько встряхнул, но вместе этого я вылез из-под одеяла и стал нашаривать джинсы. Лицо мое горело от обиды. Ничего, переночую в спальне родителей. Придется, видимо, мне до конца жизни оставаться девственником.

– Ты что, Артур? Обиделся? Не нужно, мой мальчик, – вдруг тихо сказала Лера. – Погрей меня, мне холодно. Пожалуйста.

Я с трудом помнил, как снова оказался рядом с ней. Ее гладкое, упругое тело притягивало, как распустившийся цветок пчелу, и я сходил с ума, чувствуя близость обнаженной женщины.

– Ты мне ничего не рассказывал о своих родителях, – сказала она. Странно, но это как-то успокоило меня. Мы лежали, чуть касаясь телами, и меня словно прорвало. Я поведал ей буквально все, до самой последней мелочи, я говорил почти сорок минут, и она ни разу меня не перебила.

– У меня все гораздо прозаичней, – вздохнула Лера, когда я закончил. – Я родилась в Кишиневе, потом переехали в Россию. Отец увлекся другой, она его бросила, он начал пить, а потом повесился. А мать сошла с ума. Хорошо, что у нее хватило мозгов отвести меня к больнице. Рассказывали, что она сорвала с себя одежду и абсолютно голая ушла в неизвестном направлении. Больше я ничего о ней не знаю. У тебя есть вино, Артур? Только не с керосином? – добавила она со смехом.

Я промямлил, что было бы неплохо, и уже хотел встать, чтобы пойти на кухню, но Лера сказала, что сделает все сама. С грацией кошки она выскочила из постели (я еще раз был ослеплен совершенством ее великолепного тела) и вскоре вернулась с двумя наполненными бокалами. Но прежде чем выпить, она поменяла диск на музыкальном центре.

– Это Стравинский, – пояснила она, когда заиграла другая мелодия. – Тебе нравится?

– Не очень, я равнодушен к классике, – признался я. – Мой отец иногда слушал.

– Он же у тебя был милиционером? – удивилась Лера.

– Да.

– Надо же, – задумчиво проговорила она. – Милиция – и классика. Бывает же такое.

Мы выпили вина, и я немного успокоился. Смирившись, что сегодня мне ничего не «светит», я уже хотел повернуться к стенке, как Лера схватила меня за плечо.

– Артур, ты что, серьезно подумал, что я от тебя отказываюсь? – жарко прошептала она, поворачивая меня к себе. Руки у нее оказались на удивление сильными. И прежде чем я что-то успел сказать (или сделать) она с силой впилась мне в губы. Ее острые зубки до крови прорвали мою губу, но эта боль была сладостной, обжигающе-приятной, и я, глотая собственную кровь, целовал и целовал ее.

– Возьми меня, – хрипло сказала Лера, отбрасывая в сторону одеяло. Оно упало на пол, уронив бутылку с вином. Ее губы блестели алым от моей крови, как у вампира. – Трахни меня, Малышев. Вы...би меня, воткни свой кол мне в дырку, пусть твой Винни-Пух влезет ко мне в дупло за медом! Сделай это грубо, сделай мне больно, ну же! Трус несчастный!

Издав какой-то булькающий всхлип, я навалился на девушку, и она застонала, вонзив в мою спину ногти.

* * *

Дорога была пуста, и Виктор без задержек домчал до Савейска. Он любил этот тихий городок с уютными домишками, красивыми озерами, теплыми, полусонными вечерами. Ну почему Живодер выбрал именно Каменск, промелькнула у него эгоистичная мысль.

Иван ждал его в кабинете. Он был одного роста с Виктором, но в два раза полнее его.

– Здорово, Пряник! – поздоровался Виктор.

– Здорово, Дистрофик, – не остался в долгу Иван, и они обнялись.

– Что с профессором? – сразу перешел к делу Виктор. – Что за тайные намеки?

– Не спеши, Витя, – флегматично сказал Иван. – Во-первых, это тебе, – с этими словами он передал коллеге увесистую сумку, в которой что-то позвякивало. Виктор безропотно взял ее, понимая, что отказ бесполезен.

– Во-вторых, ты мне расскажешь, что тебе нужно от Тинеева, – продолжал Иван.

– Ваня, ты следишь за сводками? – нетерпеливо спросил Виктор. – У нас два трупа за десять дней!

– Так ты по душу Живодера приехал? – спокойно спросил Иван, неторопливо закуривая.

– Да, черт возьми! – едва сдерживаясь, сказал Виктор. – И не строй из себя целку, Иван!

– Да я и не строю, нас давно начальство девственности лишило, – выпустил дым из ноздрей Иван. – А я вот знаю, к примеру, что тебя отстранили от расследования.

– Да? И что? – нахохлился Виктор. Снисходительное спокойствие Ивана начинало его раздражать. – Что ты еще выяснил? Как часто я пержу во сне?

– Не кипятись, Витя. Ты увидишь старика, хоть он и не в форме. К слову, из вашего Управления тоже звонили, интересовались им. Видать, московский «художник», который в бригаде, слабоват.