de France), теперь же пластинки были нарасхват, а немногочисленных местных джазменов буквально рвали на части владельцы клубов и мюзик-холлов. Свинг превратился во всеобщее увлечение, французы признали его «своим». Американские музыканты могли легко получить разрешение на работу, и их любили.

Правда, на пятки оркестровому свингу наступал бибоп с его сложными структурами, дикими по скорости ритмами и малыми составами. Американская новинка не встретила поддержки в Hot Club de France: Юг Панасье по-прежнему был верен стандартам Нового Орлеана и Луи Армстронга 30-х и считал, что с приходом Чарли Паркера джаз умер: «Когда он разработал так называемый боп, он перестал быть настоящим джазовым музыкантом». Бибоп он считал какой-то новой формой музыки, а кул-джаз не принял потому, что большинство его исполнителей были белыми. Напротив, Шарль Делоне не имел ничего против бибопа: развернулась серьезная дискуссия на тему, что же считать «настоящим джазом».

Бенни Картер и Коулмен Хокинс уплыли из Франции в США в 1939 году, чтобы избежать нацистской угрозы, но сразу после войны американские музыканты вновь рвались прочь от расистских законов США в богемный Париж, который встречал их как героев. Открытый в 1948 году ночной клуб Le Caveau de la Huchette стал основным местом работы парижских джазменов — и местных, и заезжих: за десятилетия здесь успели выступить Лайонел Хэмптон, Каунт Бейси, Арт Блейки и другие (уютный подвальчик на рю де ла Юшетт по-прежнему ждет гостей). Многие американские музыканты жили во Франции относительно долго: от Сиднея Беше до Арчи Шеппа. Некоторые, как Беше и барабанщик Кенни Кларк, оседали надолго, играли в кафе в квартале Сен-Жермен-де-Пре на левом берегу Сены, который бурлил творческой энергией в послевоенные годы.

Первым американцем, который открыл Париж после войны, был барабанщик Кенни Кларк, который много раз гастролировал по Европе, радуясь признанию и высоким гонорарам: «Я заслуживаю хорошей, очень хорошей жизни!» Поселившись в столице Франции, Кларк регулярно выступал с приезжающими американскими музыкантами. Следом за ним прибыли саксофонисты Бен Уэбстер и Дон Биас, а в 1959 году — пианист Бад Пауэлл. Приезжим звездам часто помогал местный контрабасист Пьер Мишло, который начинал еще с Сиднеем Беше, но скоро играл с боперами во время бесконечных джемов и сессий звукозаписи. Тромбонист Майк Зверин, друг Майлза Дэвиса и Декстера Гордона, который в 18-летнем возрасте участвовал в записи серии дисков Birth Of The Cool, прожил в Париже двадцать один год и писал о джазе.

Между 1945 и 1948 годами голод французских поклонников джаза был удовлетворен рядом фестивалей с участием не только Луи Армстронга и Дюка Эллингтона, но и Чарли Паркера и Диззи Гиллеспи. Послевоенные годы породили жаркие споры между традиционалистами, сосредоточенными вокруг фестиваля, организованного Югом Панасье, и модернистами во главе с Шарлем Делоне, процветающим на интеллектуальной сцене левого берега Парижа с его клубами The Saint-Germain, The Ringside и The Tabou. Джанго Рейнхардт, первый европеец, который будет единодушно принят американскими джазменами и критиками, не заботился об анафемах Юга Панасье, но волновался по поводу «ереси» бибопа: «Эти парни играют так быстро, что я не знаю, смогу ли я не отстать от них».

Смерть Джанго в 1953 году и запись Майлзом Дэвисом в 1957 году звуковой дорожки к фильму «Лифт на эшафот» ознаменовали появление современного французского и европейского джазового языка. К концу 50-х французская джазовая сцена, все еще восторгающаяся заезжими гостями из-за океана, созрела для того, чтобы наполниться группами, состоящими только из французов. Они играли и джаз по-американски, и развивали свою школу, восходящую к квартету Джанго Рейнхардта и Стефана Грапелли без духовых и ударных: это мягкий, подвижный, «струнный» джаз с цыганским влиянием, со скрипкой и акустической гитарой. Американский актер Роберт Райан признал: «Во французской столице джаз повсюду — вам нужно только знать, куда смотреть».

Послушать

Various Artists. Jazz In Paris: 50 Reasons To Love Paris (2008)

Universal Music

В прекрасной серии Jazz In Paris вышла уже добрая сотня аккуратных книжечек-компиляций высококлассного джаза, записанного в Париже: здесь и традиционный джаз, и свинг, и бибоп, и буги-вуги, и галльская школа — таково огромное джазовое наследие французской столицы. Тройной сборник «50 причин любить Париж» содержит записи знаменитых джазовых американцев (Куинси Джонса, Дональда Берда, Лайонела Хэмптона) и французов (Мишеля Леграна, Пьера Мишло, Le Quintette du Hot Club de France). Все эти пьесы имеют отношение к Франции — стране, в которой многие джазмены ощутили творческий полет, не сдерживаемый никакими формами дискриминации. Версии Parisian Thoroughfare пианиста Бада Пауэлла, жившего в Париже несколько лет, «Парижские наброски» Макса Роуча продолжительностью в семнадцать минут, зарисовки о зале «Олимпия» на бульваре Капуцинок, Эйфелевой башне, «Мулен Руж», Монпарнасе и Монмартре — музыка, полная парижского флера и горячей джазовой свободы.

Кул-джаз: остынь! 

Бибоп оказался искусством на грани возможностей и на предельных скоростях. Слушать и играть исключительно один бибоп — очень сложно. Неудивительно, что возникла обратная реакция, и в конце 40-х на арену вышел умиротворенный, расслабленный кул-джаз. Слово cool означает одновременно и «холодный», и «классный», а кул-джаз — это как ушат холодной воды, вылитый на раскалившегося докрасна исполнителя бопа. Кул-джаз как бы говорит: отдохни, притормози, keep cool (сохраняй спокойствие)! При этом музыка унаследовала богатую боповую фразировку и сама по себе оказалась весьма подходящей почвой для самых смелых экспериментов, а ее корни гнездятся в истории джаза: например, в изысканной игре корнетиста Бикса Бейдербека или в мягком тоне саксофониста Лестера Янга.

Одним из зачинателей движения был слепой пианист и теоретик Ленни Тристано из Чикаго, который сделал карьеру в Нью-Йорке. Его игра обладала текучим ритмом и воздушным звучанием, предполагала предельную ясность, сосредоточенность и даже холодность — по контрасту с хаосом бибопа. Тристано любил бибоп, но явно смотрел дальше: в чем-то его музыка была близка наработкам Чарли Паркера, а в чем-то отсылала к фугам и контрапунктам Иоганна Себастьяна Баха. Тристано преподавал, среди его учеников был и саксофонист Ли Кониц, будущий участник эпохальных сессий Майлза Дэвиса к Birth Of The Cool (о которых чуть ниже) и звезда кул-джаза сам по себе.

Все началось в маленькой квартирке на первом этаже дома из серого камня на нью-йоркской Пятьдесят пятой улице, где проживал музыкант и аранжировщик родом из Канады Гил Эванс. Трубач Майлз Дэвис, который покинул Чарли Паркера под конец 1948 года, восторгался музыкальным чутьем и опытом Эванса и был частым гостем в его квартире: именно здесь он решил собрать экспериментальный состав, давший толчок для развития