От запаха благовоний меня тошнит. От чая теперь тоже мутит. Да и все хорошие эмоции, которые я испытывала буквально минуту назад, вызывают сейчас тошноту.

– Мне позвать Анну-Марию? – спрашиваю я, дрожа.

– Подумай над тем, что я сказала. Я очистила твою ауру, но некоторые устойчивые энергии могут остаться. Если так произойдет, тебе нужно будет вернуться, чтобы я могла окончательно их удалить. Теперь отдохни здесь, пока не почувствуешь себя уверенно. Я подожду тебя внизу. С Марианной.

– Спасибо, Риа, – говорю я, нарочно неправильно.

– Рита, – поправляет она.

Я жду, когда она уйдет, встаю из-за стола и принимаюсь мерять шагами крошечное пространство между столом и стеной, обхватив себя руками и пытаясь успокоиться и согреться, пока не решаю, что нахожусь здесь уже достаточно долго.

Мне хочется сбежать. Я не могу ни секунды больше оставаться в этой смешной маленькой комнате с ее тошнотворными запахами и дешевыми репродукциями, глядящими на меня так, будто знают, что я не верю в это. Я быстро спускаюсь вниз по ступенькам и возвращаюсь в гостиную. Они обе смотрят на меня. Яркая и веселая Анна-Мария с энтузиазмом кивает мне, будто хочет, чтобы я ей подмигнула. Мол, «я чувствую себя немного лучше». Рита же серьезна и спокойна. Я роюсь в сумочке и протягиваю ей сорок фунтов.

– Большое спасибо, Рита. Я обязательно вернусь. – Я поворачиваюсь к Анне-Марии и прошу у нее ключи от автомобиля. – Мне нужно прогуляться. Я подожду тебя в машине.

Она бросает на меня любопытный взгляд и шепчет:

– Ты кричала?

– От восторга, – я улыбаюсь.

Анна-Мария тоже улыбается, уверенная в том, что это успех. Она понимающе кивает мне и отправляется вслед за Ритой. Я же выхожу на холодный осенний воздух и глубоко его вдыхаю. Мир вокруг, кажется, начинает вращаться, отчего сначала я хватаюсь за дерево, а потом меня и вовсе рвет за бордюр.

Я сажусь на низкую садовую ограду. Приторный запах ладана все еще наполняет мои ноздри. Вкус чая как будто застрял в горле. Я думаю, что больше никогда не смогу подойти к магазину здоровой пищи, возвращаюсь к машине и беру бутылку воды. Моя одежда воняет. Волосы тоже. И первое, что я решаю сделать по возвращении домой, – это принять ванну.

Когда Анна-Мария открывает водительскую дверцу и запрыгивает за руль, я лежу в машине в ознобе, по-прежнему чувствуя тошноту.

– Она удивительная, правда? – говорит Анна-Мария.

– Удивительная, – отвечаю я.

– Но это довольно утомительно, правда? – весело продолжает она, вставляя ключ в замок зажигания. – Может, ты будешь чувствовать себя странно день или два. Это ведь твой первый раз. Это как наркотик. Первый раз всегда самый сильный.

– Да, – соглашаюсь я, хотя никогда в жизни не принимала лекарства сильнее ибупрофена.

Странности Анны-Марии ей к лицу, но не мне. Она едва оглядывается через плечо, когда выезжает с парковки, затем выравнивает машину и едет вперед, причем ее боковые зеркала все еще отвернуты.

– Твои зеркала, Анна-Мария, – замечаю я.

Это старая машина, какая-то модель «Моррис Майнор», и в ней нельзя регулировать зеркала изнутри.

– Блин, – отзывается она, – вечно я забываю.

Она бьет по тормозам, останавливая машину прямо посреди дороги, выпрыгивает и поправляет боковое зеркало.

– Спасибо. – Она забирается обратно. – Я бы поехала домой, даже не замечая этого.

– Приятно слышать. – Я решаю больше никогда не садиться в машину, если за рулем будет Анна-Мария. Может, она и доживет до девяноста пяти, но я не уверена, что целой и невредимой.

Анна-Мария бредит Ритой всю нашу мучительную поездку домой.

– Тебе станет лучше, Дженнифер, – говорит она, – я чувствую это. Ты уже выглядишь лучше.

Я гляжу на себя в кривое зеркало на солнцезащитном козырьке. Анна-Мария либо лжет, либо ослепла, что весьма вероятно, если судить по ее вождению.

– Ты говорила ей, что со мной? – спрашиваю я.

Ее лицо становится задумчивым.

– Я не знала, что с тобой не так, верно? До сегодняшнего дня. – Она поворачивает ко мне голову, и ее глаза широко распахиваются от волнения.

– Пожалуйста, следи за дорогой, – прошу я.

Анна-Мария тут же повинуется, но продолжает искоса наблюдать за мной.

– Она все правильно поняла? – И, не дожидаясь моего ответа, сама заключает: – Она это сделала, все угадала! Вот почему ты закричала! Она потрясающая, разве нет? Не могу поверить, – она крутит руль, – у нее просто рентгеновское зрение!

– Она была просто невероятна, – говорю я.

Мы выезжаем на главную дорогу, довольно ровную и прямую. Какое облегчение!

Мне не хочется отвлекать ее от вождения, но я должна спросить:

– Так что ты сказала ей обо мне, когда бронировала встречу?

– Ничего, – отвечает Анна-Мария. – Почему ты спрашиваешь?

– Просто интересно.

Она откашливается:

– Ну… возможно, я сказала ей, что вокруг тебя негативная энергия. Как ты сама упомянула. – Она шумно вздыхает и смотрит в зеркало заднего вида – по-моему, впервые. – И кажется, я добавила, что у тебя был токсичный парень. Ты знаешь. Гарри. Вот и все.

– О, – произношу я. – Ясно.

Все становится на свои места. Анна-Мария тоже никогда не любила Гарри. Я отворачиваюсь и смотрю в окно, наблюдая, как мимо проносятся серые пятна домов.

– На следующей неделе я собираюсь на термослуховую терапию. Ты тоже должна пойти! – говорит Анна-Мария.

Я понятия не имею, о чем она. И отвечаю:

– Спасибо, но я пас.

– Принято. Но если ты передумаешь… – Анна-Мария включает радио в машине. – «Спайс Герлз»! – обрадованно восклицает она. И оставшуюся часть пути мы слушаем какую-то непонятную станцию, передающую оптимистичный ретро-поп. Анна-Мария подпевает. М-да. Вы можете забрать девушку с вечеринки, но вы не можете забрать вечеринку у девушки…

Как только я переступаю порог своего дома, то первым делом набираю теплую ванну, добавляю пену и долго отмокаю, совершенно несчастная, глядя на радужные пузырьки и размышляя о том, что сегодня сделала. И о чем я только думала?

Надежды нет. «Посмотри правде в глаза!» – велю я себе. Ни мастер рэйки, ни очиститель ауры не смогут изменить мою судьбу.

Анна-Мария может верить во что угодно, потому что ее вере ничто не угрожает. Когда все хорошо, что это доказывает? Мы узнаем, насколько эффективно средство, только когда попадаем в кризис.

Но все же я ее понимаю. Потому что тоже хотела поверить Рите. Хотела открыть свой разум. Это дарило мне надежду. Но и давало ожидания, а это сейчас для меня хуже всего, потому что может привести лишь к разочарованию. Я хватаюсь за края ванны.