Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От острова Ямбург я зашел к юракской семье, которая проезжала мимо моей землянки, переправляясь через залив в конце октября в длительной поездке через Тазовский полуостров, Обскую губу и Ямал к Байдарацкой губе. По возвращении в Таз к ним присоединилась остякская семья, жившая в окрестностях реки Надым, которая впадает в Обскую губу. Это была последняя серьезная поездка, которую я предпринял с северосибирскими аборигенами, прежде чем отправиться на юг в более цивилизованные края. Поэтому я опишу этих детей природы более подробно.
В Сибири в общей сложности живут 5,5 млн человек, из них 1,5 млн аборигенов, составляющих, по моим предположениям, около сотни различных народностей, с еще большим количеством родов, на которые делятся все эти народы: например, остяки насчитывают 10–12 родов. Среди наиболее крупных сибирских народов следует упомянуть юраков, или юраков-самоедов, остяков, вогулов, тунгусов, бурятов, киргизов, татар, гольдов, гиляков, телеутов, якутов, кайвальев[55], долганов, амбатов, сойотов, чукчей, айнцев[56] (на Сахалине), камчадалов и многих других. Многие аборигенные языки весьма красивы на слух, особенно многочисленные языки остякских родов, которые, различаясь между собой, характеризуются удивительным благозвучием. В большинстве слов «Л» стоит рядом с дифтонгами и гласными, чаще всего «ö», что придает звучанию языка металлический оттенок и одновременно делает его забавным: слушать, к примеру, двух разговаривающих остяков из сосвенского рода будет крайне интересно.
Аборигенные народы, живущие в Центральной Сибири, как правило, ведут оседлый образ жизни, подвержены большому русскому влиянию, проживают преимущественно в избах, как и русские, держат коров, а некоторые также возделывают землю. Напротив, народы, живущие на севере, а также большинство народов с юга Сибири ведут кочевой образ жизни.
Наиболее многочисленны и распространены в Северной Сибири якуты и юраки.
Они живут в чумах: летом – из бересты, зимой – из меховых шкур. Некоторые якутские семьи непродолжительное время проживают в небольших полуземлянках. Зимний чум, как правило, имеет двадцать шесть локтей в длину и стоит на тонких шестах. Два из них скреплены вместе на расстоянии фута от своего верхнего конца – их поднимают первыми так, чтобы между нижними шестами прошло широкое основание чума. Небольшое место стыка сверху становится точкой опоры для следующих шестов. Остов покрывается двойным слоем меховых шкур, которые при помощи двух других шестов накидываются на них так, что одна лежит мехом наружу, а другая – внутрь. Обивка скрепляется при помощи веревки. В чум можно зайти, отодвинув край шкуры. С обеих сторон входа кладутся две широкие доски, за ними – спальное место, состоящее из сплетенных веток, положенных на снег, далее циновка из осоки, а сверху – дубленые оленьи шкуры. Главное спальное место у края чума устроено из мехов и спальных мешков, набитых перьями или пухом.
Посреди чума находится очаг, над которым на достаточной высоте ставят два поперечных шеста. На них висит котел, который можно поднимать, опускать или передвигать вперед-назад по усмотрению. Совместное проживание с северосибирскими аборигенами поначалу было для меня тяжелым испытанием: самым сложным было не столько привыкнуть к их образу жизни, их диете, состоящей из сырой рыбы и сырого мяса, сколько научиться выдерживать суровый зимний мороз. Жить в течение долгих месяцев в сибирскую зиму под открытым небом или в чуме, где почти всегда так же холодно, как и снаружи, не всегда приятно. Конечно, я обзавелся зимней одеждой жителей севера Сибири: двумя длинными меховыми рубашками (первая надевается меховой стороной внутрь, вторая – той же стороной наружу), к рукавам которых крепко пришиты меховые рукавицы, а к воротнику – меховая шапка; меховыми чулками, которые надеваются меховой стороной внутрь, и искусно сделанными меховыми сапогами, достигающими бедер.
Я быстро вжился в образ жизни аборигенов: рыбачил с ними, изучал управление оленями, чтобы стать таким же умелым в этом искусстве, как и они, присутствовал на их церемониях заклинания духов и жертвоприношениях, свадьбах, вывозе умерших в тундру и т. д. Я присутствовал на многих жертвоприношениях: в первый раз – когда жил в убежденной языческой семье, чьей главой был Войче.
Это было зимой в сильный мороз. Небосвод возвышался над тундрой, которая вдали незаметно сливалась с горизонтом. Зимний пейзаж был великолепен, освещенный поднявшимся над горизонтом солнцем, которое сверкало и искрилось на белом насте.
Я стою перед чумом с моим проводником. Одиночество в мертвой тишине окружающей нас природы прерывается, когда мы трогаемся в путь, – начинается хруст снега под ногами. Наши голоса разносятся далеко в холодном разреженном воздухе. На белой равнине наше оленье стадо ищет необходимую пищу, упорно соскребая снег своими широкими копытами.
– Слишком холодно, чтобы ехать охотиться на диких оленей, – говорит Войче, – но, поскольку уже давно мы не приносили жертву Аркануму, мы поедем в тундру и задушим в его честь откормленного олененка. Может быть, после этого боги смилостивятся над нами и дадут нам погоду потеплее, а также больше удачи на охоте, чем в последнее время.
Юрак отодвинул занавес чума в сторону, позвал старика Высико и своих двух дочерей-подростков и велел им подготовить сани с истуканами для поездки на жертвенное место. В сопровождении своего верного белого остроухого пса с пушистым хвостом он поехал на лыжах, чтобы позвать оленей и привести их к чуму.
Были приготовлены сани с богом-змеем и двое легких саней, после чего старый слуга с лассо отправился навстречу стаду, бегущему к чуму, чтобы заарканить несколько животных. Девушки впрягали их в сани сразу же, как те попадали в их руки: двух в сани с богом и по три – в легкие сани. Также был отобран молодой годовалый олень, его связали и разместили на легких санях, на которых поехал хозяин чума и его дочери. Я со стариком отправился на других легких санях, которые тащили на канате легкие сани с идолом.
У меня были некоторые сомнения насчет того, нужно ли мне было ехать с аборигенами, так как стоял страшный мороз: –51,5 °R (около –65 °C). Церемония жертвоприношения, естественно, выглядела неприятно, но, поскольку моим долгом было использовать все возможности для изучения обычаев аборигенов, я все-таки решился на эту