Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда зеркало разлетелось на части, чуть не забрызгав нас осколками, Банши со вздохом выскользнула из моих рук и осела на пол.
— Убери ее от меня, — едва слышно прошептала девушка и без сил притопнула ногой в направление крысиной тушки.
— Ты как? — заткнув ворчание Ларса, что он не создан для такой работы, я запулил трупик глубоко под чугунную ванну. Не забыть бы потом!
— Как человек, которого чуть не съела дохлая крыса, — с улыбкой огрызнулась Банши, — Спасибо, сейчас оклемаюсь пару минут и пойду этого урода догонять.
— Это он?
— Ага, сука, — Банши достала эликсир и поднесла его к губам дрожащей рукой, но с каждым глотком держала руку все тверже. — Рефлектор, пробужденный фобос. Гадкая хрень. Пока в зеркале, практически неуязвим, а если последнюю привязку разбить, то материализуется.
— Во что? — я наблюдал, как у блондинки проходит бледность, а щечки розовеют.
— Как повезет, — пожала плечами и тут же поморщилась блондинка, — в одно из отражений, которое в памяти есть. Возьми-ка осколочную на всякий случай, точнее гвоздевую. Не придумала еще название, но все окна точно выбьет.
За стенкой послышались выстрелы, топот и перекличка. С первого этажа донеслось сухое: «чисто» от Захара, а со второго сдвоено из разных комнат пришло подтверждение от Гидеона и Стечи. Остался чердак.
Убедившись, что Банши уже можно спокойно оставить одну, я вернулся к лестнице. Кивнул Гидеону и, стараясь не скрипеть и жаться к стене, начал подъем. Высунулся на секундочку, поймал зеркальный блик и моментально спрятался обратно.
Прости дом, прости дед, рисковать не хочется, а ремонт все равно делать. Сломал предохранительную печать на взрывчатке от Банши — увесистая жестяная банка, в которой дребезжали гвозди, и закатил ее на чердак. Жестянка, громыхая, прокатилась несколько метров по дощатому полу, остановилась, и я даже до трех досчитать не успел, как наверху громыхнуло так, что весь дом вздрогнул. С запахом пороха и гари с чердака потянуло сквозняком.
Я пропустил вперед Стечу, поняв, что обойти его в узком коридоре все равно не получится. Да и пулемет из запасов «пинкертонов» в его руках не просто так занимал половину прохода. Вышел следом, стараясь не наступать на торчащие повсюду гвозди.
Когда-то давно это была библиотека. И сейчас, в принципе, ей оставалась — силуэты двух кресел под измочаленными бомбой покрывалами, стеллажи с пыльными, прибитыми гвоздями к полкам книгами. Без красочных обложек не понять, что за книги, но, надеюсь, что ничего ценного. На полу вместе с треснувшей рамой осколки разбитого зеркала.
Сквозь дыру в крыше пробивался свет, еще где-то час и рассветет. В воздухе летала пыль, смешиваясь с лохматыми снежинками. Может, действительно все снести и отстроить заново?
Словно в ответ на мои мысли, под окнами загудела «буханка». Первый сигнал — протяжный, грустный в духе: «ты чего, внучок задумал?», а второй и третий вместо пионерского горна, сыгравшего «всегда будь готов». Над ухом крякнул Стеча и отпихнул меня локтем, а за спиной Гидеон начал бубнить молитву.
Зеркальные осколки задрожали, мигнуло то самое вонючее марево, а потом серебряная субстанция — олово или ртуть, или из чего в этом мире делают зеркала, стала отделяться от стекол и стягиваться в маленькие аккуратные капельки.
«Это что еще за терминатор?» — озвучил мои мысли Муха.
— Гидеон, чем это бить? — а Стеча продолжил, будто подглядывают все.
— Серебро должно помочь, а потом полынь. Аккуратней только, — последнее слово у священника получилось уже нараспев, плавно перейдя в набирающую обороты молитву изгнания. В голосе Гидеона прорезалась сталь, а у меня аж заныла ушибленная челюсть.
Ртутная тварь начала расти и трансформироваться. Собралась в кучку сантиметров десять в высоту и стала принимать крысиные очертания. Но не задержалась в этом образе, стала расти дальше, принимая человеческий облик.
Молитва Гидеона ей не нравилась — тварь корежило, и в чем-то даже красивую струящуюся субстанцию постоянно ломало, выдавливая из гладких боков острые углы.
— Один, два, три… — Стеча тоже что-то бормотал себе под нос, меняя патроны на серебряные. — А, черт, этот не подходит…
Рефлектор собрал уже все осколки вокруг, принял образ висельника, но на этом не остановился. Начал наращивать на себе броню, превращаясь в копию рыцарского доспеха.
— Горшочек, не вари, — я перехватил финку обратным хватом, молясь, что серебра в сплаве достаточно и размял плечи и обернулся на Стечу, — Арни, харе возиться, прикрывай давай!
Стеча что-то вопросительно буркнул, но я его уже не слушал. Рванул на резких Мухиных оборотах вперед и в сторону, намереваясь проскочить по стеллажам, отпрыгнуть от шкафа и выйти за спину рефлектору, пока он не закончил трансформацию.
Короткий разбег, прыжок, мгновение полета… Хруст дряхлого стеллажа и полет превратился в падение. Несвободное падение, потому что рефлектор моментально перекатил ртуть из головы в левую руку, удлинил ее, и резким взмахом, впечатал меня обратно в шкаф.
Пухлые ссохшиеся книжки смягчили удар. Я проломил полки, проломил заднюю стенку, потом что-то еще, осыпавшее меня побелкой и цементом, и уже только тогда криво сполз по стеночке, оказавшись в небольшой, явно, потайной нише за стеллажом.
Под ногами хрустнула какая-то коробка, я заметил пыльную подарочную упаковку, завернутую в паутину. Даже показалось, что прочитал свое имя рядом с ленточкой и цифрой шестнадцать. Пока ерзал, пытаясь выкарабкаться, коробку засыпало щепками и бумагой из треснувших книг.
Копаться в находках было некогда, Гидеон уже перешел на какой-то ультразвук, и ему вторил Стеча, только в его криках никакой благочестивостью и не пахло. Я высунул голову из-за завала, пытаясь тянуться вверх, но только глубже погружался в книжно-фанерную труху, крошившуюся под пальцами.
Забил на попытки, совместил Муху с профессором, и силовым ударом вынес преграду, сделав себе новую дверь. Перешагнул через обломки кирпичей, доломал острые края рваной фанеры и, поднырнув под летающими в воздухе книжными листьями, бросился на спину рефлектора.
Монстр уже вплотную приблизился к Гидеону, навис над ним и, испытывая явное сопротивление, тянул лапы к его голове. Священнику было плохо, лицо побледнело, из носа подтекал кровавый ручеек, он кренился, как против ветра, но продолжал говорить охрипшим голосом. Стеча, стоя чуть в сторонке, лупил короткими очередями в фобоса, матерясь после каждого выстрела. Пули вязли где-то внутри рефлектора, не пролетая насквозь и