Сергей обводит каждого из нас взглядом, а потом задерживается на мне. И я чувствую, как все остальные делают тоже самое, смотрят испытующе в мою сторону.

— Да ты с ума сошел! — фыркаю, спрыгивая с дивана, но Сергей ловит меня за запястье железной хваткой. Руки у него сильные. Ещё бы — спортсмен и гордость института. Но мне хочется сейчас врезать ему от души. Просто за то, что посмел так подумать.

— Ты ведь ее никогда не любила, — замечает Лев задумчиво. И этот туда же! Я думала, Лев будет на моей стороне. Или хотя бы нейтрален. Он вообще сначала думает, потом говорит, и поэтому мне ещё обиднее.

— Отлично, — киваю я возмущённо, внутри все кипит от гнева. Они серьезно хотят спихнуть вину на меня? Люди, которых я считала своими друзьями? Вот козлы, — вы решили сделать меня крайней? Я что, по вашему, убийца? Ладно, отбросим моральную сторону, но физически — я на голову ниже ее ростом! Придурки! Это вы все с ней трахались!

Под конец уже срываюсь и кричу, потому что все мои разумные доводы на деле звучат как оправдания. А оправдывается тот, кто виноват. Примитивная логика, которую часто берут за основу.

— Ладно, ладно, извини, — Сергей отпускает мою руку, когда видит, что я уже реву, не сдерживая слез.

Мне обидно. А ещё страшно. Потому что теперь я им не очень-то и верю, своим друзьям. И им ничего не стоит объединиться против меня и выставить крайней. Я Леру терпеть не могла, это факт. Но за это не сажают. А вот если против тебя свидетельствуют четыре человека, с которыми ты близко общалась, и каждый скажет, что с Лерой у нас были постоянные конфликты… Ведь последние дни я реально только и делала, что закусывалась с ней и жаловалась на нее парням!

Черт, черт, чёрт!

— Это может быть левый чел. Да сто процентов, это кто-то чужой, — Рома садится на кресло, но потом вновь встаёт. Его густые темные волосы взъерошены от того, что он без конца запускает пятерню в свою шевелюру, — давайте вспоминать, кто что слышал или видел. Кто вообще видел Леру последней?

— Я ушла спать первой, — поднимаю руки вверх, — и после того, как вы искупались, ничего уже не слышала. И не помню, как она в палатку возвращалась.

— Потом Рома уснул, — кивает Лев, — а Тема с Лерой куда-то уходили. Мы возле костра остались с Серёгой.

Тема морщится недовольно:

— Трахались мы в кустах. Еще и без гондонов, в палатку возвращаться не стали, там Ромка дрых.

Слушать о том, как они по очереди занимались сексом с Лерой, неприятно. Я не знаю, почему меня это задевает, если на то пошло, я бы могла легко переспать с каждым из них, но тогда разрушилась бы наша дружба, а этого допустить я не могла.

Мы со Львом встречаемся взглядом, он подмигивает мне, точно успокаивает. Из нашей компании он самый спокойный и рассудительный. И выглядит он соответствующе: здоровый, крупный. Ниже Сереги, но весит килограмм под сто. Настоящий Лев, даже волосы у него золотистые, с рыжим оттенком.

Я думаю, что ему вообще бояться нечего, его родители отмажут от любых проблем. Я точно не знаю, чем они занимаются, но их дом напоминает дворец, даже экономка есть, и в сыне своем души не чают. Он единственный из нас, кто идёт на красный диплом. Такому никто жизнь под откос не пустит.

— Кроме вас никого там в этих кустах не было? — спрашиваю Тему, он снова делает глоток из бутылки, допивая до конца, и отрицательно мотает головой.

— Бля, ребята, если кто-то из нас, самое время признаться, — голос Сергея звучит зло, он наклоняется вперёд, опираясь о колени, — и тогда можно будет придумать алиби, договориться, кто что видел.

Я смотрю на него в ужасе, предложение кажется абсурдным. Он готов прикрывать убийцу, думаю я, даже врать перед судом. Это мерзко и ужасно.

Но ещё хуже, если среди нас действительно человек, убивший Леру. Я смотрю на ребят, немая сцена затягивается. Неужели кто-то из них способен на такое?

Сергей, бабник и душа компании. Лев, монументальный и серьезный. Раздолбай Тема и спокойный, добрый Рома. Я знаю из уже несколько лет. Они не такие.

Или такие?…

Пауза затягивается. Никто не признается, все словно обдумывают слова Серёжи.

— Никто ничего не слышал и не видел, значит, — цокает он языком, — а ведь посадить могут всей толпой. Что будем делать?

— Надо просить помощи родителей, — вздыхает Лев, — если в результате вскрытия будет значится, что смерть естественная, дела не будет.

— Пока ее не похоронили, ещё есть время.

Я закрываю глаза, не в силах вслушиваться в то, о чем сейчас говорят мальчишки. И сразу вижу ее лицо. На нем нет ни страха, ни удивления. Кажется — лёгкая ухмылка. Будто умирая, она думала, что подкинула нам огромную свинью, отравив жизнь на многие годы вперёд.

Ей-то уже абсолютно все равно. А вот нам ещё предстоит хлебнуть дерьма по полной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

У признаний мерзкий вкус. У моих — пепла и мутной озёрной воды.

Облегчение придет лишь потом, когда горечь сказанных слов смоется с языка. Но не сейчас.

Я встретилась глазами с Максимом. Его мои рассказы будто и не трогали, на лице вновь никаких эмоций.

Я не знала, что он таит внутри себя, впрочем, его душа — последнее место, куда хотелось заглянуть.

Максим слишком циничен, чтобы переживать о гибели абстрактной девушки из северного городка. Иногда мне казалось, что его вообще мало что интересует. Кроме меня. Однако, иллюзий на счёт Ланских я не питала.

Он делал всё не просто так. И цену его помощи мне ещё только предстояло узнать.

Я вспомнила закрытые вкладки клиник, которые видела на его компьютере. Он искал их для себя или для кого-то другого?

Я помнила, что совершенно случайно стала свидетелем его странного поведения, больше похожего на приступ, тогда, на кухне. Его лицо совершенно точно было искажено от боли, такую гримасу ни с чем не перепутать. Мог он искать клинику для себя?

Меня так и тянуло задать Ланских пару неудобных вопросов, не имевших никакого отношения к моим проблемам, но я благоразумно промолчала. Сейчас его поддержка — единственное, что защищало меня от Вадима. И я не готова была остаться без покровителя, как бы мне не претила эта мысль.