По прошествии еще десяти минут стало ясно, что пора начинать. Все уже сидели на своих местах, операторы пробудились, осветители покинули центральную площадку – ракета была готова к старту, оставалось лишь развести опорные фермы и скомандовать: «Ключ на старт!»

Звонко стуча каблуками, Саманта вышла в центр студии и несколько раз хлопнула в ладоши, чтобы привлечь к себе внимание. Зрители стихли, неугомонная камера под потолком тоже. Наступило время дежурного монолога-предисловия.

– Добрый день, дамы и господа, рада всех вас видеть! Садитесь поудобнее, чувствуйте себя свободно и комфортно. Я Саманта Новак, режиссер передачи. Сейчас я объясню вам правила вашей, зрительской, игры, точнее сказать, обращусь к вам с несколькими просьбами, которые необходимо будет выполнять. Пожалуйста, слушайте меня внимательно. Итак, просьба первая: отключите ваши мобильные телефоны. Речь идет не об отключении звонка, не об установке аппаратов на вибрацию, я прошу их именно выключить! В противном случае ваши телефоны создадут помехи нашей звукозаписывающей аппаратуре. Прошу, я жду несколько секунд… Готово? Просьба вторая. Обратите внимание на камеры: одна в левом проходе, вторая в правом, третья под потолком на кране… Да-да, поднимите головы, посмотрите. Это она жужжит, когда катается туда-сюда. Покрутись, покрутись, крошка, познакомься со зрителями… Четвертая в руках у нашего оператора Юджина. Вот он, около левого прохода. Юджин один во время записи программы имеет право передвигаться по студии. Он поднимается вот по этим боковым ступенькам, чтобы снять крупным планом отдельных зрителей. Когда я командую: «Запись!», включаются, как правило, все камеры. Если камера работает, на ней горит красный огонек. Ни в коем случае не смотрите в объектив работающей камеры! Вы должны смотреть только на игроков и на ведущего! Только на них! Камеры сами решат, кого из вас и когда показать. Я очень прошу: никаких любопытных косых взглядов в сторону этих агрегатов. Только в центр студии. Иначе нам придется остановить съемку и заново записать целый кусок. Постарайтесь представить, что камер здесь вообще не существует. Что это театр, игроки и ведущий – актеры на сцене, вы – в зрительном зале. И только сцена привлекает ваше внимание, только она! Не рассматривайте симпатичных соседей, не изучайте свои ногти, не смотрите со скучающим видом по сторонам. Все взгляды в одну точку! Надеюсь, всем все понятно. И разумеется, во время записи нельзя вставать со своих мест – только в перерывах… Далее. Просьба третья. Необходимо, чтобы на ваших лицах постоянно присутствовало выражение заинтересованности и энтузиазма. Не просто улыбайтесь, господа, радуйтесь! Ликуйте! Когда в студию войдет наш дорогой ведущий Питер, вы должны встретить его бурей аплодисментов. Каждый правильный ответ вы также встречаете улыбками и аплодисментами. И даже объявления ведущего о необходимости прерваться на рекламную паузу должны вызывать такую же реакцию. Самую бурную овацию мы от вас ждем, когда Питер перечислит наших спонсоров и в финале, когда будет назван победитель игры. У нас в студии нет табло, на котором периодически загорается надпись «Аплодисменты». Чем чаще вы будете хлопать, тем лучше… Просьба четвертая и последняя. Сейчас в студии довольно прохладно. Но через несколько минут мы включим софиты, и к концу записи программы – то есть часа через два с половиной – здесь будет около тридцати градусов. Поэтому те зрители, на которых надеты джемперы, могут их снять уже сейчас. Уверяю вас, вы не замерз–нете. Скоро вы почувствуете себя как на пляже.

– А если под джемпером только нижнее белье? – выкрикнул кто-то из верхнего ряда.

– Тогда вы снимаетесь одетым, а мне остается только вам посочувствовать! – отрезала Саманта. – Значит, мои требования вы уяснили. Не смотреть в камеры, не отвлекаться, бурно радоваться и хлопать, не жалея ладоней. Сейчас я поднимусь вон в ту стеклянную кабинку, и мы немного порепетируем.

Саманта развернулась и довольно грациозно покинула аренообразный, подсвеченный снизу центр студии, покрытый скольз–ким и гладким, как лед, пластиком. В последнюю секунду она успела взглянуть на скучного сгорбившегося Ларри, занявшего угловое место во втором ряду, и, к собственному удивлению, поймала его ответный взгляд – как ей показалось, немного вызывающий. Но сейчас у нее не было времени и охоты это анализировать. Сейчас Саманта была только режиссером – жестким, волевым и не склонным к кокетству. Через минуту, заняв свое место наверху, она включила микрофон и властно скомандовала:

– Дамы и господа, приготовьтесь! Это еще не запись, это репетиция! Однако попрошу вас собраться! Улыбаемся, смотрим в центр! Итак, дамы и господа, приветствуем Питера Моргана!

Под услужливые рукоплескания в студию неспешно вплыл пятидесятилетний Питер Морган – самодовольный, напыщенный хлыщ, которого Саманта не переносила всем своим существом. Его морщинистое лицо (хрестоматийный образец порочной физиономии хронического алкоголика) было так набелено гримерами, что казалось намазанным мелом. Зато на экране оно смотрелось вполне сносно. Морган вел различные телешоу около двадцати лет, умело общался с аудиторией и считался асом своего дела, но притом человеком он был глупым, донельзя тщеславным и подловатым. К тому же имел отвратительную привычку во время вынужденных перерывов в записи программ кругами бродить по центру студии и развлекать зрителей пошлыми анекдотами, от которых Саманту трясло. Но сам Морган был убежден, что подобный прием позволяет поддерживать аудиторию в радостно-подогретом состоянии, – впрочем, и телебоссы склонялись к тому же мнению. Не дойдя несколько шагов до своего места, Морган вдруг затормозил и убрал с лица сияющую улыбку – словно стер губкой неверный ответ со школьной доски.

– Саманта, – провозгласил он, поднимая голову. – По-моему, я вышел не очень хорошо. Немного расхлябанно. Что-то не подготовился должным образом… И аплодисменты были недостаточно бурными. Давай еще раз?

– Питер, милый, – сладостно провещала Саманта из своего гнезда, – разумеется, мы можем повторить. Но это же только репетиция! Постарайся собраться к записи, а овацию я тебе обеспечу!

– Саманта, я не люблю работать вхолостую. Я за–ставляю себя мобилизоваться, когда начинается реальный рабочий процесс. Давай без репетиций. У нас такие великолепные зрители, они все сделают правильно, да?

Ответом ему стали одобрительный гул, смех и хлопанье. Саманта представила, как сейчас в адских муках корчится Ларри, и вздохнула – так, чтобы этот вздох не растиражировал микрофон.

– О’кей, дорогой Питер. Иди на место. Жду десять секунд и объявляю. Все готовы? Свет! Камеры работают! Юджин, левый фланг твой! Запись пошла! Дамы и господа, мобилизовались! Питер, на выход!

Процесс пошел своим чередом – довольно гладко, резво и накатанно. Впрочем, без накладок не обходилась ни одна запись, и эта не стала исключением. Сначала у Моргана вдруг пропала связь с редактором, подававшим ему верные ответы: лицо Моргана в секунду потеряло осмысленное выражение, глаза забегали (что было особенно хорошо видно на крупных планах), он недоуменно сдвинул брови, стал стучать себя по уху, в которое был вставлен крохотный наушник, а затем жалобно попросил Саманту остановить съемку. К счастью, связь быстро восстановили. Потом совершенно неожиданно вдруг вспыхнул и перегорел один из софитов, установленных вдоль первого ряда. Кое-кто из зрителей взвизгнул и охнул, но по крайней мере никто не вскочил с места, и волнение улеглось, практически не начавшись. Саманта правила этот бал железной рукой – распоряжалась, командовала, останавливала съемку, когда считала нужным, и вновь запускала этот огромный механизм.