– Пока ничего не решили, – говорит Феликс. – Потом разберемся. Я разрешаю им переписывать реплики. В других постановках мы тоже так делали. Если речь персонажей кажется им слишком сложной, ее можно осовременить. Используя… э… нынешний разговорный вокабуляр.

– Разговорный вокабуляр, – повторяет за ним Анна-Мария. – В смысле, голимый сленг. Как же так, о мудрец?

– Это литературная часть курса, – говорит он, словно оправдываясь. – Письменные задания. К тому же если судить по дошедшим до нас текстам, актеры в шекспировских труппах наверняка где-то импровизировали.

– Вы всегда раздвигали границы, – говорит Анна-Мария. – А что с Иридой, Церерой и Юноной? Маскарад в сцене помолвки. Вообще странная сцена. Минимум действия. Одна сплошная говорильня. Скучновато, на самом деле. Я вижу, вы думали о куклах.

– Никто не захочет играть богинь. Потом можно будет смонтировать…

– О каких именно куклах?

– Я надеялся, ты мне подскажешь, – говорит Феликс. – Я в этом полный профан. Взрослые куклы.

– В смысле, с сиськами?

– Ну, точно не пупсы и не животные. Есть какие-то соображения?

Его Миранда не продвинулась дальше плюшевых медвежат: куклы для Феликса – больная тема.

– Диснеевские принцессы, – сказала Анна-Мария тоном, не терпящим возражений. – Подойдут идеально.

– Диснеевские принцессы? Это какие?

– Ну как же. Белоснежка, Золушка, Спящая красавица, Жасмин из «Аладдина» в широких восточных штанах, Ариэль из «Русалочки», Покахонтас с кожаной бахромой… У меня в свое время был полный набор. Кроме Мериды из «Храброй сердцем». Она тогда еще не вышла.

Для Феликса это китайская грамота. Кто такая Мерида из «Храброй сердцем»?

– Ариэль не пойдет, – говорит он. – У нас уже есть Ариэль.

– Хорошо, я подумаю. Будет шикарно! Кому не захочется, чтобы на их помолвку пришли три диснеевские принцессы и одарили их благословением? И вдобавок еще и осыпали блестящими конфетти, – добавляет она с лукавой улыбкой. О пристрастии Феликса к блесткам знали все.

– Я непременно прислушаюсь к вашим советам. – Феликс галантно склоняет голову. – Мисс Само Совершенство.

– Лучше не тратьте свою обходительность на меня, – смеется она. – Приберегите ее для поклонников.

Но он получил что хотел: теперь они с ней союзники.

Но так ли это на самом деле? Может быть, ее глаза распахнуты так широко вовсе не от невинного простодушия. Может быть, это страх. На мгновение он видит Просперо глазами Миранды – ошеломленной Миранды, которая вдруг поняла, что ее обожаемый папенька – законченный маньяк и притом параноик. Он думает, что она спит, пока он беседует с кем-то невидимым. Но она слышит, как он обращается к пустоте, и ее это пугает. Он говорит, что повелевает толпою духов, вызывает бури, вырывает с корнем деревья, поднимает мертвецов из могил, но что все это значит в реальной жизни? Старик явно тронулся головой. Бедная девочка застряла на острове посреди океана в компании сексуально озабоченного урода, который хочет ее изнасиловать, и пожилого отца, потерявшего разум. Неудивительно, что она бросается в объятия первого встречного парня, нормального с виду. Забери меня отсюда! – вот что она говорит Фердинанду на самом деле. Разве нет?

Нет, Феликс, нет, твердо говорит он себе. Просперо не сумасшедший. Ариэль существует. Его видит и слышит не только Просперо, другие тоже. Магия действует по-настоящему. Вот из этого и исходи. Доверься пьесе.

Но можно ли ей доверять?

Пятница, 18 января 2013

В салоне печати в Уилмоте Феликс делает копии своего сокращенного списка – только действующие лица и имена исполнителей, без комментариев и описаний, – чтобы раздать их актерам. Потом едет в Мейкшавег и забирает Анну-Марию от дома, который она снимает вместе с еще тремя девушками. Он отдает ей пропуск во Флетчерскую колонию, добытый Эстель обходными путями, и она едет следом за ним на своей машине, серебристом стареньком «Форде». Они проезжают ворота и заруливают на стоянку.

Анна-Мария выходит из машины, осторожно ступая на лед. Феликс раздумывает, надо ли подать ей руку? Нет, лучше не надо, а то можно нарваться на очередное язвительное замечание. Она смотрит на сетчатое ограждение с колючей проволокой наверху, на вышки с прожекторами.

– Мрачное место, – говорит она.

– Да, это тюрьма, – отвечает он. – Хотя «не из решетки или стен темница состоит»[8]. Но они создают ощущение запертой клетки.

– Это из какой пьесы? – спрашивает Анна-Мария.

– Не из пьесы, – говорит он. – Из стихотворения. Человек, который его написал, сам сидел в тюрьме. Выбрал не ту партию в политическом конфликте. В «Буре» говорится: «Ведь мысль свободна», – но, к сожалению, только в песне, исполняемой тремя глупцами.

– Как все беспросветно, – говорит Анна-Мария. – У вас нет настроения? Зима вас доконала? Холодные долгие ночи навевают тоску?

– Нам туда, – говорит Феликс. – К главному входу. Осторожней. Здесь скользко.

– Это Анна-Мария Гринленд, – говорит он Мэдисону и Дилану на проходной. – Знаменитая актриса, – врет он не краснея. – Мисс Гринленд любезно согласилась поучаствовать в нашей любительской постановке. Она поможет нам со спектаклем. У нее есть пропуск.

– Очень приятно, – говорит Дилан Анне-Марии. – Если вдруг будут проблемы, зовите нас.

– Спасибо, – резко отвечает Анна-Мария, явно давая понять, что она в состоянии сама о себе позаботиться.

– Вот ваш охранный пейджер, – говорит ей Мэдисон. – Надо просто нажать на кнопку. Позвольте, я прикреплю…

– Я поняла, – говорит Анна-Мария. – Я сама прикреплю.

– Положите, пожалуйста, сумку на ленту и пройдите под рамкой. Что у вас в сумке? Что-то острое?

– Вязальные спицы, – говорит Анна-Мария.

Феликс ошеломлен. В его представлении вязание и Анна-Мария – вещи несовместимые. Но Дилан и Мэдисон снисходительно улыбаются: женские штучки.

– Прошу прощения, мэм, но спицы придется оставить здесь, – говорит Дилан.

– О господи, – говорит Анна-Мария. – Я что, завяжу кого-нибудь до смерти?

– Эти спицы могут быть использованы против вас, – терпеливо объясняет Мэдисон. – Любой острый предмет. Вы не поверите, мэм. Это опасные люди. Ваша сумка будет здесь в целости и сохранности. Заберете ее на обратном пути.

– Хорошо, – говорит Анна-Мария. – Только не трогайте пряжу.

Они улыбаются ее словам или, может быть, улыбаются ей самой. Вполне очевидно, она им нравится. Почему бы и нет? – думает Феликс. Несмотря на ее резкий тон, она для них – лучик света в потемках. Хоть какое-то разнообразие в череде монотонных будней.