Каттер понимал, что награда в двадцать тысяч долларов привлечет худшую часть охотников за головами. Да еще награда от армии США за живого или мертвого, в отличие от Брэдфорда, которому он был нужен живым.

Охотники сделают все, на что способны, а лучшие из них постараются доставить его живым.

Тот парень Пинкертона уже понял, что взять его будет нелегко, хоть живого, хоть мертвого. Если бы не Луиза со смеющимися глазами, которая обласкала его прошлой ночью, не пришлось бы ни стрелять, ни бежать. Агенты Пинкертона были повсюду. Он не вспоминал о Луизе, пока не увидел, как она выглядывает из окна, и тогда остановился и подумал, что она поможет ему хотя бы на время забыть об Уитни. Хорошо, что агент не пришел на несколько минут раньше, а то бы он заработал свою награду. Превратности войны!

Здесь все идет в расчет.

И вот он вернулся, ищет Уитни, а ее нет.

— Кабальеро, — шепотом окликнула его Тереза, выглянув из дверей темной комнаты.

Он подошел к ней, улыбнулся, слегка обнял и поцеловал в щечку.

— Я тебе кое-что привез.

— Надеюсь, не такой подарок, как в последний раз. — Ее голос звучал как-то необычно.

— Какой подарок?

— Блондинку, пугану, которая в холле!

Глаза Каттера смеялись.

— Разве я привез ее тебе?

— Нет! — выкрикнула Тереза. — Ты привез ее себе, сюда, в мой дом!

Каттер слегка вздохнул и сказал в ответ на этот неожиданный выпад:

— Знаешь, я не могу каждый раз привозить тебе правильные подарки.

Глаза Терезы заблестели от непролитых слез, и Каттер понял, что обидел ее, Мысленно поворчав — откуда ему было знать, что она в него влюблена? — он еще раз обнял ее, и Тереза почувствовала под рубашкой ком бинта. Она ахнула:

— Ты ранен?

— Немного. Царапина.

— Пошли, — приказала она и потащила его за собой на кухню. — Посмотрю, что у тебя. У меня еще сохранились мамины травы.

В кухне она зажгла лампу в небольшой нише и покопалась в кожаном мешке, набитом сухими травами и лечебными снадобьями. Размотав бинт, она нахмурилась.

Он был пропитан засохшей кровью — стало понятно, что кровотечение было сильное.

— Кажется, ты сказал, что это царапина, — пробурчала она и намазала мазью длинный, глубокий порез вдоль руки.

Каттер ухмыльнулся:

— Так оно и есть.

Тереза произнесла несколько цветистых фраз о тупости мужчин, обмотала руку полоской чистого полотна и туго завязала. Убрав мамин мешок с травами и протерев стол, она налила Каттеру стакан свежего апельсинового сока и села напротив него.

Отведя прядь волос, упавшую на глаза, Тереза буднично сказала:

— Думаю, я не правильно понимала все твои подарки и хорошие слова, которые ты говорил.

Он помолчал, потом посмотрел ей в глаза:

— Да, не правильно. Я говорил их по дружбе, только и всего.

Тереза подняла подбородок и сказала:

— Это все, что я хотела от тебя услышать. Теперь я приму предложение Хуана Кастильо вместе покататься.

Каттер засмеялся, нагнулся и поцеловал Терезу в кончик носа, как младшую сестренку. Так он о ней всегда и думал и не догадывался, что она понимает его иначе. Но она же намного моложе его, только недавно расцвела как девушка.

Тереза схватила его за плечи и быстро, свирепо поцеловала, прошептав:

— Видишь, что ты потерял!

Но для Уитни, стоявшей в дверях, это было больше чем простой поцелуй. Окаменев, она смотрела на Каттера — без рубашки, с перевязанной рукой, в линялых штанах и с оружием. Он улыбался, а на шее у него повисла Тереза. Уитни не догадывалась, что произвела какой-то шум, пока Каттер не повернулся к ней.

Он ничуть не смутился, а засмеялся и весело посмотрел на Терезу, которая отшатнулась от него и сидела с виноватым выражением лица.

— Ты меня искала? — легкомысленно спросил он.

Уитни повернулась и пошла в холл, а он встал, чтобы идти за ней.

— Ты попал в беду, — прошептала Тереза, и он почувствовал раздражение.

В беду? Но ведь Уитни по-прежнему его пленница.

Как он может быть в беде?

В раздражении он не сразу попал туда, где была Уитни, — открыл несколько дверей, напугал кухарку и горничную, пока не нашел нужную комнату.

Он распахнул дверь и увидел, что в ее глазах горит злость.

— Что с тобой? — начал он, но Уитни не ответила.

Он подошел, повернул ее лицом к себе, крепко задумавшись, следует ли пускаться в объяснения, но она отреагировала с такой скоростью и ловкостью, которых он от нее не ожидал.

После нескольких недель унижений Уитни наконец вспомнила те приемы, которым ее научил Чин Ю. И один из них применила — схватила его за руку и быстрым поворотом тела послала через спину, так что он растянулся на полу.

Он лежал, ошеломленный не столько болью, сколько неожиданностью действий Уитни, и слушал треск рассыпающегося стола, о который он ударился ногой, и громыхание упавшей лампы. Уитни стояла над ним, не двигаясь и не опасаясь, что он встанет и убьет ее.

— Боже правый! — наконец проговорил он и сел, потому что в дверях показались Теджас и Тереза.

Они разинули рты, увидев, что Каттер распростерт на полу, над ним маячит Уитни, а на полу валяются обломки мебели.

Тереза вскрикнула, а Теджас расхохотался; Каттер окинул его тяжелым взглядом, и он залился смехом еще громче. Каттер поднялся на ноги. Теджас быстро сказал:

— Если я тебе понадоблюсь, сеньорита, я буду в холле! — И исчез, захватив с собой Терезу.

Уитни в упор, с вызовом смотрела на Каттера янтарными глазами, дрожа от ярости. Как он смел! Она думала о нем все время, пока его не было, беспокоилась, не ранен ли он, а он возвращается прямиком в руки другой женщины — даже не женщины, а девочки, и прямо у нее подносом!

— Полагаю, я это заслужил. — Она удивилась, что он говорит медленно, сузив глаза, словно оценивая ее заново.

— Заслужил. — Она вскинула голову.

Твердые линии рта смягчила слабая улыбка.

— Кажется, я недооценил тебя, тигрица.

— Да, недооценил.

— И может быть, ты тоже меня недооценила.

Она уставилась на него, злость в глазах постепенно угасала.

— Да, наверное, мы оба недооценили друг друга, — прошептала она.

Каттер стоял, решая, что сделать — уйти или остаться, голова соображала туго — он устал, он проскакал долгий путь, думая об Уитни, гадая, будет ли она на месте, когда он приедет. По какой-то непостижимой причине она не выходила у него из головы все время, что он отсутствовал, даже когда он занимался распределением провианта.