Между двумя этими лагерями, возможно, тоже что-то с кем-то было, но я забыл. Дальше появилась какая-то Оля, я ее смутно помню. Она не из батора, просто дворовая девчонка. И я к ней сбегал из детского дома – в шестом классе нас одних еще за ворота не отпускали, но я как всегда находил способ слинять. Мы тогда собирались компашками во дворах – там были и домашние дети, и баторские, – вместе гуляли, веселились, бухали. И эта Оля как-то сразу на меня запала. Мне она, наоборот, не очень понравилась, но я решил, что все равно нечего теряться – пока молод, надо гулять.

У нас напротив детского дома стояла спортивная школа Олимпийского резерва. И вот во дворах между нашим батором и этой школой была детская площадка. Там мы весной, когда стало уже более-менее тепло, и порадовали друг друга. Залезли в ракету, которая стояла на этой площадке, и сделали свое дело. Но это тоже было случайно, один раз – просто пересеклись.

Наверное, были еще девчонки, я всех не помню. Я не думал о чувствах, да их и не было. Не хотел никаких отношений. Скорее, стремился заполнить пустоту, которая все время была внутри. Сам тогда не знал, откуда она там взялась. Но вот старался всюду успеть, и в общем-то недостатка в девушках не было. И баторские попадались, и домашние. И младше меня были, и старше. Мне все подходили.

А потом у меня неожиданно случилась большая любовь. И я пропал.

Мне было тринадцать, когда я встретил ее. Ту, которая изменила меня и как будто перетряхнула изнутри. Ее звали Варя, ей было уже четырнадцать. Курносенькая. С большими, словно вселенная, восточными карими глазами, обрамленными черными стрелками. Мягкие, словно лепестки роз, губы. Милые щечки, которые я полюбил целовать. Круглое мягкое лицо и неожиданно твердый подбородок. Это странно, но даже сейчас, спустя много лет, я помню черты ее лица и то, как она была одета, когда мы впервые встретились. Нежно-розовый топик с полустертыми цифрами «39» и голубые шорты, плотно облегающие попку. На ногах у нее были поношенные рибоки.

Колесики наших баторских чемоданов стучали по асфальту. Мы заезжали на первую смену лагеря «Глобус». Множество вновь прибывших детей маячили тут и там, носились по территории с вытаращенными глазами в поисках чуда. И только она с достоинством, не суетясь, легко ступала рядом со своими подругами. Они о чем-то разговаривали, смеялись, некоторые девчата уже кадрились к пацанам. Но не она. Она шла с отрешенным лицом, никого не высматривала и только едва заметно улыбалась одними глазами. Я никогда раньше не встречал такого взгляда – направленного внутрь себя – и… пропал. Нас распределили по отрядам, я почему-то оказался в первом, с самыми старшими ребятами в лагере. Она была во втором. Что-то происходило вокруг, мы обживались, готовились к мероприятиям, но я мог думать только о ней. Мы еще не были знакомы, я даже не знал в тот момент, как ее зовут, а уже представлял себе, как мы будем отмечать нашу свадьбу на каком-нибудь острове в океане и какие у нас будут дети. В таком состоянии я ходил недели две. За это время я не раз пытался заговорить с ней, подкатить, но она не воспринимала меня всерьез. Просто не замечала.

А потом был концерт. По номеру от каждого отряда. Когда выступал ее отряд, я смотрел только на нее. Пластика рук, тембр голоса, слегка вьющиеся волосы – все сводило меня с ума. Она танцевала на сцене, и я влюблялся в нее еще больше с каждым новым движением. Потом танцевали мы, первый отряд – я сам ставил танец. Он был для нее. Но она даже не увидела моих стараний: после своего выступления ушла.

Дошло до того, что я приходил к ней в отряд на «свечку» – вечернюю линейку – и устраивал там целое представление: перечил вожатым, всех задирал – лишь бы она меня заметила. Ноль реакции. Потом упал еще ниже. Подговорил пацанов из своего отряда устроить в столовке войнушку пюрешкой. Выглядит это так – кладешь пюре на край вилки, натягиваешь ее словно рогатку и выпускаешь как снаряд. Я ни в коем случае не целился в нее – хотел попасть только в ее тарелку: она все равно не ела, брезгливо возила в своем пюре вилкой. А попал ей на грудь. Боже! Как я тогда покраснел от стыда! Даже когда доставал в магазине сворованную банку огурцов из рюкзака, мне не было так стыдно. И тогда я увидел ее разъяренный взгляд, направленный прямо на меня. Мне стало страшно и в то же время хорошо. Она меня заметила!

– Кто это сделал, придурки? – она поднялась со своего места.

В тот момент я реально чувствовал себя как полный идиот. Мы с пацанами быстренько уткнулись в тарелки и, делая вид, что мы тут ни при чем, стали ковырять остывшее пюре. Я словно прирос ягодицами к стулу, боялся пошевелиться, а тем более посмотреть на нее и сознаться во всем. Тогда я еще не понимал, что это начало нашего с ней романа. К Варе подошел вожатый.

– Что случилось?

– Ничего, все нормально, – она нас не сдала.

Но взглядом дала понять, что она мне этого не забудет.

Каждый вечер у нас проводилась дискотека. Мы с пацанами тусили, как в последний раз, отрывались по полной. Как будто компенсировали месяцы тупого сидения в баторе. Музыка, казалось, проникает в вены, заставляя сердце биться быстрее. Оно барабанило как сумасшедшее. Мы прыгали до самого звездного неба вслед за ритмом колонок, за звуками музыки.

– Итааааак, – раздался голос диджея, – а сейчаааас белыыыый таааанец!

Я уселся на лавочку и стал наблюдать, что происходит. Некоторых пацанов из моего отряда пригласили сразу. Через пару минут я уже сидел на лавочке один. Начал выискивать взглядом Варю среди пар, которые маячили на танцполе. Но ее там не было. Оказывается, все это время она сидела прямо напротив меня! Наши взгляды встретились в полумраке. И опять меня накрыло жутким чувством стыда. Идиот! Надо было так облажаться перед ней. Я не знал что делать. Но потом вдохнул, выдохнул и решил: «Будь, что будет». Встал со своей лавочки и направился к Варе. Никогда раньше мое сердце так не фигачило, руки были мокрыми от пота, меня покачивало от волнения. Но я старался идти прямо и настырно никуда не сворачивал, контролируя свои ноги, чтобы они не подкашивались от страха. И вот ее глаза оказались напротив моих.

– Ммможно пппприглассссить тттебя на танец? – как полуобморочный психопат, втягивая слюни, проговорил я.

– Да, конечно!

Я чуть не присел. Чего угодно, но такого ответа я от нее точно не ожидал. Я готов был к отказу, насмешке, даже пощечине, но точно не к согласию танцевать со мной. Едва удержавшись, чтобы не подпрыгнуть до неба от радости, я протянул ей руку и повел на танцпол. Там, стараясь действовать осторожно, я едва ощутимо положил руки на ее бедра и прижал легонько к себе. Она не возражала – в ответ обхватила ладошками мою шею и доверчиво положила голову мне на плечо. Я не знал что и делать. От страха чувствовал себя как мешок с картошкой, поэтому даже не заметил, что в танце ведет меня она, а не я ее. Я поддался на это, решил подчиниться ей – такое у меня с девушкой было впервые. От ее волос пахло клубникой и чем-то еще – неповторимым. Ни от одной другой девочки так не пахло. Я сходил с ума от этого аромата и готов был вдыхать его вечно. Так мы и провели все следующие медляки, кроме последнего. На нем я наконец очнулся и на этот раз сам вел ее в танце. Она легко доверилась мне. Мы двигались хаотично, но все равно нам было с ней хорошо. Хотя со стороны это, наверное, смотрелось ужасно. Так мы и кружились, прижавшись друг к другу, на протяжении всего танца. Только она и я. Ее подбородок согревал мое плечо, мои ладони сжимали ее бедра. Но увы, тот танец был не вечным. Музыка смолкла, и нас всех позвали в свои корпуса. Нужно было готовиться к отбою.