"А тот, что рядом с ним, – продолжила она, указывая на орден, – это 'Знак Почёта', который был вручён мне правительством за успешную транспортировку военного снаряжения и боеприпасов под огнём в этой нынешней войне. Мой поезд бомбили четыре раза.

Что я в таких случаях делала? Ох, ну, я должна была сама решать, как быть. Мне приходилось полностью полагаться на свои собственные суждения, действуя как лучше при тех или иных обстоятельствах. Боялась? Нет, не за себя. Я больше беспокоилась за паровоз. Мне было неприятно думать, что в него могут попасть, ведь он был таким красивым, таким мощным. Но, к счастью, они так до нас и не добрались.

Я навсегда запомню в мельчайших деталях первый налёт. Это было в Москве в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое июля 1941-го года. Мой состав загрузили кучей взрывчатки, и как только в городе зазвучали сирены, мне было приказано срочно убираться со станции. Конечно же, учитывая то, что происходило вокруг, мой поезд представлял собой ужасную угрозу. Если бы в него угодила бомба, то разнесло бы всех и вся в радиусе многих километров. Итак, я помчалась на полной скорости и с разрешающими сигналами семафоров и светофоров на всех участках – вот как хотели железнодорожные службы, чтобы я оказалась как можно дальше от города. Позади нас фашистские самолёты уже атаковали Москву.

Всё шло неплохо, но тут я заметила, что за нами гонится один из них. В следующую минуту он, осветив прожектором мой поезд и снизившись, сделал несколько кругов, а затем сбросил что-то похожее на зажигательную бомбу. Раздался ужасный взрыв, и столб пламени и пыли поднялся в поле справа от меня. Но он был слишком далеко и не причинил нам вреда. Стиснув зубы, я продолжала гнать что есть мочи, в то время как с обеих сторон от нас продолжали падать бомбы. К счастью, они ни разу не упали достаточно близко, иначе бы меня здесь не было, чтобы рассказать вам о случившемся дальше.

Что ж, как раз в тот миг, когда я думала, что меня вот-вот разнесёт в клочья, московские прожектора поймали тот немецкий бомбардировщик, и вели в своих лучах, пока наши лётчики, словно ястребы, его атаковали. Ему стало не до нас, и я смогла улизнуть, продолжая мчаться, пока не оказалась где-то в восьмидесяти километрах. Там я остановилась, перевела дух, вновь тронулась в путь и в конце концов добралась до места назначения".

"И за это вас наградили?" – спросила я.

Она серьёзно кивнула: "Да, за тот случай и ещё три бомбёжки" (новое русское слово, обозначающее бомбардировку), "хотя в другие разы я уже не везла взрывчатку. Позже меня перевели с товарных поездов на пассажирские. В настоящее время я, как вы знаете, работаю на линии Москва – Рязань. Кстати, вы обратили внимание на мой паровоз? Он просто красавец. Его зовут Серго – сокращённо от Сергея Орджоникидзе. Понимаете, сейчас выпускают две серии новейших локомотивов именно такого типа: одна называется 'Сергей Орджоникидзе', а другая – 'Иосиф Сталин'. Эти паровозы самые лучшие и мощные в стране".

"А как у вас с личной жизнью?" – спросила я.

"О, я замужем, но детей у нас нет. Мой муж – профессор философии; он пишет книги. Возможно, вы читали какие-то из них – они действительно хороши. Обычно я уезжаю на два-три дня, а потом возвращаюсь и провожу пару дней дома. В эти моменты отдыха я живу, как все: занимаюсь домашним хозяйством, читаю, хожу в театр, встречаюсь с друзьями. Мне было предложено занять должность инженера-инструктора, но я пока предпочитаю оставаться на прежнем месте".

Она хотела поподробнее расспросить меня про американские локомотивы и искренне огорчалась скудным уровнем моих технических знаний в данной области. Однако, когда я принялась предельно наглядно описывать знаменитую "Алтунскую Подкову"116 и действия на этом участке, требующиеся от машинистов пассажирских и товарных поездов, она заметно оживилась. А также крайне заинтересовалась моим рассказом о "Братстве машинистов локомотивов"117, попросив передать его членам от неё самый тёплый привет.

Когда мы расставались, она пообещала показать мне своего Серго и, если разрешат, взять с собой в короткую поездку. "Он сияет, как солнце, и несётся, как ветер, когда у него за спиной не слишком тяжёлый груз, – сказала она, – и я уверена, что, прокатившись на нём, вы этого никогда не забудете".

Рассказ девушки-партизанки

Мой следующий разговор состоялся с Марией Маяченко, юной участницей подпольного военного отряда, действующего на оккупированной немцами территории, или, как их называют в России, партизанкой. Я случайно столкнулась с ней в управлении "Антифашистского комитета советских женщин", где собирала кое-какие материалы, касающиеся деятельности данной организации. В униформе цвета хаки, с лихо сдвинутой набок шапкой-ушанкой на белокурых волосах, она была похожа на маленькую девочку, изображавшую взрослую женщину. У неё было круглое лицо, румяные щёки, ярко голубые и по-детски искренние глаза. Приглядевшись повнимательнее, я заметила, что её правая рука забинтована. На её блузке красовалась маленькая красная полоска, свидетельствовавшая о том, что она была ранена и награждена орденом Красного Знамени. Представившись, я присела рядом.

"Вы не против, если я задам вам несколько вопросов?" – обратилась я.

Она смущённо покраснела и рассмеялась. "Ну, что ж мне вам рассказать? Меня зовут Мария Маяченко. Мне девятнадцать, и я партизанка. Я была ранена в одном из наших боёв с немцами и отправлена сюда в госпиталь. Сейчас я почти здорова и скоро вернусь в свой отряд".

"Подождите минуту. Пожалуйста, не так быстро, – взмолилась я. – Расскажите мне, откуда вы родом, на что похожа партизанская война, как вы были ранены".

"Ладно", – вновь рассмеялась та, но вдруг посерьёзнела. В её глазах появилось знакомое страдальческое выражение школьницы, от которой требуют встать и ответить домашнее задание. И она, сцепив пальцы и глубоко вздохнув, решилась:

"Я родом из Смоленска и там до войны работала на фанерной фабрике. Пятнадцатого же июля прошлого года фабрику эвакуировали, но я осталась и пошла работать медсестрой-добровольцем в один из медико-санитарных батальонов, которые для краткости называют медсанбатами. А в октябре мы были отрезаны немцами, и тогда я стала партизанкой в отряде, штаб которого размещался в соседнем лесу. Вскоре мне поручили вести разведку, ходя от деревни к деревне, и я смогла хорошо узнать окружающую местность. Иногда я ходила одна, иногда мы перемещались мелкими группами.

Так вот, как-то я прокралась в оккупированную деревню, и местные крестьяне сообщили мне, что в одной