— А ты думаешь, ты один всё знаешь? Что ты круче всех? Фигли. Ты отличаешься от нас только тем, что видел Главного джибоба. Хотя, конечно, не ты один. Вы там, в твоей бывшей школе, много о себе возомнили. Но наши тоже не пальцем деланы.

Костик внимательно оглядел Потехина. Типичный середнячок, какие есть чуть ли не в каждом классе, шея цыплячья с круглым шариком кадыка, воробьиного цвета волосики, очки эти дурацкие… И вот, на тебе! Гарри Поттер — джибоб! Стоит, пялится на брусья, думает, что знает о джибобах больше Костика.

— Пашка, а Кабан тоже не едет?

— Не-а.

— Неужели и он джибоб?

— Кабана из списка за поведение вычеркнули. А Савёха и Нэш из солидарности отказались.

Костик облегчённо вздохнул.

* * *

В кабинете завуча собрались приглашённые психологи: две дамы серьёзного вида и молодой сутулый мужчина в желтоватом гобеленовом пиджаке, сливавшемся с обивкой Алевтининого дивана. Сама Алевтина Юрьевна на «симпозиуме» не присутствовала, любезно уступив «специалистам по тинейджерам» свой кабинет.

— Коллеги, это у нас девятнадцатая по счёту школа. Вы слышали что-нибудь об этих… не к ночи будь помянутых… джибобах? — спросил мужчина, перебирая карточки с записями.

— В общем-то, скорее да, чем нет, — ответила Ольга Олеговна, поглядывая на соратников.

— А вы, Тамара Вадимовна? — мужчина повернулся к пожилой даме с коротким ёжиком седых волос.

— Нас на вшивость проверяли, — отозвалась та. — Нет никакой субкультуры. Я, конечно, привыкла, что разговаривают со мной, как с доисторическим динозавром, но чтобы так сплочённо, заговорщицки…

— Молодёжь как молодёжь. Если позволите, я возьму тему этой новой субкультуры в свой реферат.

Ольга Олеговна ревниво хмыкнула:

— Аркадий Аркадьевич! Но я уже начала работать по ней.

— Когда же, позвольте полюбопытствовать, Ольга Олеговна?

— Да утром ещё черновые тезисы набросала. И ведь именно ко мне в группу попал их лидер, всю душу вынул, но ценнейшую информацию дал. Согласитесь, справедливо, если я возьмусь эту тему освещать.

Они ещё поспорили с минуту. Наконец, седая дама, громко кашлянув, заявила:

— Не спорьте, не спорьте, коллеги! Я уже позвонила на кафедру. Мне поручили доклад.

— Тамара Вадимовна, вы же сказали, что нет никакой субкультуры, — удивлённо произнёс мужчина.

— Сегодня нет. Завтра, поверьте моему опыту, будет. Цепная реакция. Что-то мне подсказывает, что джибобы пришли надолго. Как рыжие тараканы. Вот увидите… — дама поправила съехавшие на нос очки.

Троица помолчала немного, читая карточки с записями.

— Что школе в отчёте напишем? — наконец подал голос Аркадий Аркадьевич.

— Как обычно, — спокойно ответила старшая дама-психолог. — Беспокоиться пока не о чем. Болевые точки определены. Детям нужны забота и понимание. Главное — суицидных мотивов не выявлено.

— А про новое движение?

— Поосторожничаем пока с информацией. Проверю по своим каналам, тогда и с учителями поговорим.

— Всё-таки вы что-то не договариваете, Тамара Вадимовна. Признайтесь, пришли сегодня уже подготовленная, с полным багажом информации о джибобах!

— Возможно-возможно, — загадочно ответила седая дама и одарила коллег интригующей улыбкой.

* * *

— Рымник, что значит «вычёркивайте»? Ты издеваешься над нами?

Белла Борисовна негодующе смотрела на Костика поверх очков. Юлия Генриховна перелистывала распечатки, водила тонким пальчиком по строчкам. «Бебела и Юльхен. Что они понимают?» — думал Костик. Разве объяснишь им, что не может он взять и спустить в унитаз идею, которая, похоже, уже оперилась, точно птенец, и зажила своей жизнью, готовая выпорхнуть из гнезда в любой момент.

Хорош же он будет! «Продвинутые» останутся в городе, потому что поверили, приняли за чистую монету созданную им философию джибобства, а он отправится на спартакиаду тешить свои амбиции и пускать слюни возле недоступной красотки. Как не вспомнить Антохины слова: «Целостней надо быть, братец, целостней!»

— Если нам не считаешь нужным объяснять, расскажи Максиму Петровичу.

Костик перевёл взгляд на грузного персонажа, сидевшего на хлипком для его комплекции стуле и украдкой пялящегося на ноги Юльхен. Тот сильно смахивал на Доктора Хауса, только откормленного, обрюзгшего, в нелепом коричневом костюме-тройке.

Представитель РОНО Максим Петрович приходил в школу часто. За один только март Костик видел его два раза. При упоминании своего имени он выпрямился, прокашлялся, будто именно ему предстояло держать долгую объяснительную речь, и напряжённо взглянул на Костика, склонив голову набок, как смышлёная овчарка. Костик сделал шаг к нему и, тоже повернув голову вбок — зеркально с ним, — вежливо спросил:

— Вам действительно нужны мои объяснения?

Доктор Хаус кивнул.

— Я не считаю возможным, чтобы… — начал было Костик, но остановился на полуслове, будто подавившись острой рыбной косточкой.

— Костя, ты же разумный мальчик! — выдохнула Бебела.

Разумный мальчик. Из её уст это прозвучало как-то снисходительно. Разумный — так говорят о выдрессированных комнатных собачках, приносящих хозяину тапочки, о цирковых пудельках, перепрыгивающих в чехарде через спины друг друга, о хомячке, затаскивающем вату в самодельную тряпичную норку; наконец, о грудном ребёнке, цепкой крохотной лапкой хватающем протянутую ему ложку. «Ах, какой разумный карапуз!» И все ритуально умиляются.

— Идти на поводу у толпы, — поддержала Бебелу Юльхен, — это, по меньшей мере, глупо. И не очень-то солидно для личности, если ты, конечно, хочешь ею быть. Меняешь решение по поводу поездки уже второй раз.

«Да что они все знают о моей личности!» — негодовал Костик. — «Идти на поводу у толпы… Это толпа идёт на поводу у меня!»

Нет, не дождутся! Он не будет разумным пёсиком!

— Многоуважаемые педагоги, — громко, с выражением произнёс Костик. — Я понимаю — отчёты и протоколы, куда от них денешься! Вам необходимо вписать причину отказа ученика Рымника в ваши документы. Так и напишите: «Отказ. По причине дебилизма». В РОНО поймут.

Он бросил взгляд на Максима Петровича, который оторвался наконец от созерцания ног Юльхен и с живым интересом уставился на новоявленного дебила. Костик подарил педагогу козырную улыбку. Он — джибоб. Он не должен никому ничего объяснять.

Свою фамилию Лена ненавидела. Приходько — что может быть паршивей? И примитивней. Все её некрасивые подружки в школе и балетной студии, как сговорились — носили фамилии звучные, приятно ласкающие слух и оставляющие послевкусие чего-то изысканного, недоступного, высшего: Оболенская, Вересаева, Рождественская, Рубинова. А она — Приходько. Даже страшненькая соседка Вика Веснянская — и та умудрилась заполучить от пропойцы-отца такую восхитительную, дарящую тонкий аромат весеннего букета фамилию. Захочешь, а кличку не придумаешь: не зацепиться. От «Приходько» веяло безденежьем, маршрутками, тоской спальных районов, пахнущей хлоркой половой тряпкой, которой школьная уборщица баба Валя собирала грязную воду и отжимала в ведро. Когда в твоё ухо впервые входит корявое слово «Приходько», воображение и впрямь рисует баб-Валины обветренные, жилистые руки, приземистую фигуру с низким широким тазом, толстый угреватый нос и короткую мясистую бычью шею. Плебс. У династии Приходько нет шансов улучшить породу.