Шалыгин смотрел в микроскоп на пробы, взятые у Сорочкина, а над главврачом нависал полковник и теребил его.

— Ветрянка?

— Да откуда я знаю. Сейчас разберемся. Не может у него быть никакой ветрянки! Этому долбодятлу... виноват, профессору, ему уже под сорок, и он весь насквозь проверенный, вот же медицинская карта!

— Но по симптомам это ветрянка такая?

— Да, конечно.

— Откуда?!

— Да откуда же я знаю!

— Но это ветрянка?

— Похоже.

— Но карантин! У нас же такой-растакой карантин!

— Да, блин! Карантин! Да!!! Ветрянка!!! Не знаю!!! — заорал Шалыгин. — Как он ее подцепил?! Где?! Откуда он вообще такой взялся?! Кто его пустил в экспедицию?! Понабрали черт знает, кого, а я — отвечай! А кто у меня вирусолога отнял?! Какая сволочь вирусолога сократила?! Чего я тут сейчас... Как первоклассник... Гляжу на это дерьмо и не знаю, что с ним делать!

Услыхав, как добрейший главврач кричит в полный голос, полковник вдруг успокоился.

— То есть, это такая ветрянка, — сказал он.

— Такая-растакая, да, — буркнул Шалыгин, отдуваясь. — Микроскоп пишет, что предварительно варицелла-зостер, она самая. Полное заключение будет позже, когда я прогоню эту дрянь через тесты. И мне нужна ваша санкция на отправку данных в Москву. Мне вообще нужна ваша санкция на весь комплекс мероприятий по биологической угрозе. И понадобится ДС. Много.

— А вдруг она такая местная ветрянка? — не унимался Газин. — Совсем как наша, но — отсюда? Действительно, с юга привезли ее...

— Вряд ли. Симптомы очень яркие, их не забудешь, но Гена не помнит ничего подобного.

— Ну, Гена... Может, раньше болели.

— Да какая разница? Важно только одно — что у ныне живущих поколений точно нет иммунитета против этой дряни!

— Разница — большая, — сказал полковник со значением. — Такая большая, у-у...

— Не знаю, почему это важно, и не хочу вас расстраивать, но я лично очень сомневаюсь, что вирус местный. Даже если это южная специфика — ее двадцать раз успели бы занести в столицу. А от Гены не надо отмахиваться. Гена — очень надежный источник. Если рядовой абориген чего-то не помнит, значит, этого не было лет двести. Если вождь — то минимум пятьсот. Тут вождями становились те, у кого «память предков» самая долгая. Гена обещал спросить у шаманов, вдруг они что-то знают. Он позвонит. Но я бы не надеялся...

Газин фыркнул. Командир принципиально не верит в мистику, а «память предков» для него чистая мистика и ничего больше. И шаманов полковник не жалует. Признает, что они достигли известных успехов в санитарии и хирургии, но вот эти их бубны, заговоры и благовония... То ли дело земные врачи, особенно если погоны носят и умеют хотя бы в принципе ходить строем.

— Погоди! Но если Сорочкин такой-разэтакий подхватил ветрянку дома и протащил через карантин — чего он тогда еще на корабле не заболел?

— Не знаю! Может, из-за гибернации. Хотя...

Шалыгин уставился в потолок.

— Вот не знаю, и все, — сказал он наконец. — Спячка могла повлиять. А могла не повлиять. Инкубационный период не мог быть меньше десяти дней... Загадка, в общем.

— Дай посмотреть, — Газин отодвинул доктора и уставился в микроскоп. — Ва-ри-цел-ла... — прочел он. — М-да... Такая варицелла.

— Похожа? — съязвил Шалыгин.

— Похожа, — на полном серьезе отозвался полковник. — И что будем делать, если это наше дерьмо?

— Да наплевать, чье дерьмо! Разгребать все равно нам!

— Разгребать — это понятно... — Газин с некоторым усилием оторвался от микроскопа.

На записи не видно, но если верить доктору Маге, у полковника был такой взгляд, что стало боязно за судьбу варицеллы на предметном стекле. Не сдохла ли она там с перепугу. Шалыгин, уж на что большой мужчина и главный врач — и тот поежился.

— Ну, что, товарищи, примите мои такие-растакие поздравления. Как говорится — прилетели! И чем это нам грозит?

— Нам — вряд ли вообще грозит, — сказал Шалыгин. — Если ветрянка земная, у нас иммунитет. Кто в детстве переболел, кто привитый, но все защищены. Что за феномен у Сорочкина, разберемся. Когда разберемся, я дам точный прогноз для экспедиции. А вот городу в любом случае... Скучно не будет. Понимаете, вирус варицелла-зостер сам по себе нестойкий, боится ультрафиолета, на открытом воздухе живет недолго, особенно в жару. Десять минут, и он спекся. Но вы же знаете, какая жизнь в столице. Там по домам не прячутся, всюду толпа и базар. А у ветрянки уникальная, стопроцентная контагиозность. Да-да, перевожу на русский: на тебя подышали — ты готов. Чтобы с гарантией заразить населенный пункт, где ни у кого нет иммунитета, трудно придумать что-то лучше ветряной оспы. Или хуже, это как посмотреть. Мы, конечно, должны объяснить местным, что бояться нечего, болезнь неприятная, но не опасная...

— А точно не опасная?

— Если пойдет без осложнений, дети выживут. Взрослым придется туго, но я посмотрел, смертность при ветрянке — один на шестьдесят тысяч. Ерунда. Другой разговор, что болеют взрослые тяжело, а тут еще скученность... Я прогнозирую очень нервозную обстановку, мягко говоря.

— Ты понимаешь, что это диверсия?!

Шалыгин машинально оглянулся в сторону изолятора, где лежал Сорочкин.

– В каком смысле?

– В прямом! Видел когда-нибудь, как я хватаюсь за голову? – спросил Газин. – Погоди.

Он снял фуражку, дал ее подержать Шалыгину и схватился за голову обеими руками.

– Какая-то такая хитрая сволочь!.. – рявкнул он. – Прислала сюда идеальную заразу против наших папуасов! И все можно свалить на русских! Сами привезли! И не докажешь ничего!

Шалыгин зачем-то снова оглянулся на изолятор.

– Ну диверсия… А нам от этого легче?

– Нет. – Газин забрал у доктора фуражку. – Действительно, какая разница, из-за чего Тунгус скажет… Большое горячее спасибо! Может, будет не очень больно.

– Но… мы ведь поможем городу. Всем, что в наших силах. Надо объяснить вождю. Попросите советника Русакова, он справится.

– Русаков может хоть расцеловать Тунгуса во всю его такую черную задницу! Но если в городе свалится разом хотя бы человек двести, никакие такие-сякие объяснения не помогут! Разъяренные папуасы явятся на базу – и спросят! На это и рассчитывал тот, кто подкинул нам подарочек!

– М-да… – только и сказал Шалыгин.

– Короче, я понял, – сказал Газин. – Нужна вакцина для местных, или есть такая неслабая вероятность, что наши добрые отношения испортятся. Знаешь, как вакцину делают?

– Знаю, конечно, но…

– Делай! – бросил Газин и повернулся, чтобы уходить.

– Э-э… Минуточку!