Трейси вдруг осознала, что сдерживает дыхание, а ее кожа горит в ожидании. Глаза Дуга полыхнули таким ярким пламенем, что она почувствовала, как жар охватывает ее груди по мере того, как он расстегивает первую пуговку, потом еще одну и еще. Все происходило в утонченно мучительном, замедленном темпе, словно им принадлежало все время на свете, как если бы они не ждали слишком долго этого момента.

— Твоя кожа как шелк, — сипло прошептал он. — Именно такой я ее и помню. И все же она обжигает как огонь. — Его губы коснулись пульсирующей жилки в изгибе ее шеи. — Такая горячая, такая удивительно гладкая и горячая…

— Дуг, пожалуйста… — нетерпеливо умоляла Трейси, скользя руками по его широкой груди, по плечам, сразу напрягшимся от ее прикосновения. Она жаждала почувствовать его плоть всем своим естеством, почувствовать его умелое прикосновение к ее наиболее чувствительным местам.

— Мы долго ждали, моя любовь, — мягко увещевал он ее. — Так не будем торопиться, постараемся запомнить каждую секунду.

Через, казалось, целую вечность Дуг стянул блузку с ее плеч, склонил голову и пробежал кончиком языка вдоль края бюстгальтера, по контуру ее грудей. Его пальцы чуть сжали сосок, и трение кружев вызвало изумительно чувственное ощущение, заставившее ее вскрикнуть и зарыться лицом в его волосы.

Лифчик последовал за блузкой, и ноги Трейси так ослабли от обуревавшего ее желания, что она едва не упала. Прижавшись к Дугу, она повлекла его за собой на постель. Его руки пробежали по ее обнаженным ногам, коснулись чувственного холмика между бедрами, и она вся затрепетала, заметалась, стараясь притянуть его к себе. Но он упрямо уклонялся, полный решимости продлить каждую секунду с мучительной чувственностью.

К тому моменту, когда он стянул с нее шорты и кружевные трусики, она вся горела, как в лихорадке, и была готова более чем когда-либо в жизни. На этот раз, когда она потянула его к себе и приподняла свой таз в неуемном предвосхищении, он уже не сопротивлялся. Их взгляды встретились, его наполненные полночными звездами синие глаза заглянули в глубины ее огненно-янтарных глаз. В его взоре Трейси читала нарастающее удовлетворение. Дуг наслаждался, беря ее — и тело, и душу — в экстазе от возрожденной уверенности в том, что она опять принадлежит ему, от того, что пали, наконец, разделявшие их барьеры, не осталось ничего, кроме раскаленного добела желания, невыносимого напряжения, с которым их тела соединились в мире, полном живыми цветами несравненного возбуждения и радостного облегчения.

Наступившее успокоение было не менее чудесным. Оно несло в себе довольство более полное, чем то, которое каждый из них надеялся когда-либо достичь. Их любовные утехи были как будто теми же, что и раньше, но одновременно в чем-то и другими. Как если бы их обогатили почти три года воздержания и осознание того, что их чувства друг к другу не изменились из-за безрассудной разлуки, которой не следовало допускать.

Свернувшись клубком в объятиях Дуга после ночи, наполненной любовными утехами, Трейси сонно прошептала:

— Это ничего не меняет между нами, знаешь ли.

— Ты немного передергиваешь. Мы только что доказали, что между нами никогда ничто не менялось.

— Кое-что нет, — признала она. — Но, Дуг, брак это больше, чем просто секс.

— Уж не думаешь ли ты, что я этого не понимаю? Поэтому я и вернулся. Я осознал, наконец, что такое любовь и обязательность. Именно это я пытался показать тебе каждодневно после своего возвращения. У меня было время для экспериментирования, и я обнаружил, что спать с женщиной еще ничего не значит, если оба партнера не разделяют одни и те же ценности, если они не смеются вместе, как смеемся мы, или не ссорятся, как ссоримся мы.

Трейси провела пальцем по его груди:

— Или не мирятся, как миримся мы.

— Ты так это называешь? Примирение?

— А ты как называешь?

— Я это называю: заниматься любовью с женщиной, которая означает для меня больше, чем что-либо в мире.

Этими мягко произнесенными словами для Трейси завершились внутренняя борьба и внешняя война. Насколько она понимала, Дуг Магир вернулся домой навсегда…

Трейси совсем забыла о ежегодном церковном пикнике, пока Дуг не напомнил ей. Он нежно шлепнул ее по попке.

— Поспеши-ка на кухню, лентяйка, и приготовь чего-нибудь вкусненького, если рассчитываешь, что я поставлю на твой ланч. Не то тебе придется разделить его со стариком Кэлебом. Плешивый простак давно положил на тебя глаз.

— Кэлебу семьдесят пять.

— И он до сих пор проворен, как петушок.

Трейси поднялась на колени над Дугом и грозно посмотрела на него. Но, будучи в чем мать родила, она не столько пугала, сколько провоцировала.

— Дуг Магир! Если ты позволишь Кэлебу Паркеру — как бы проворен он ни был — выиграть у тебя мой ланч, нынешняя ночь станет последней, которую ты проводишь в моей постели, предостерегла она.

— Мы не в твоей постели, — напомнил он ей, — а в моей, но я намерен в корне все изменить сегодня же ночью.

— Вот как? — откликнулась Трейси, устраиваясь поуютнее в его объятиях. — Что-то я не помню, чтобы предложила тебе разделить со мной мою постель.

— Ну, тогда и ты не сможешь пользоваться моей постелью. В этом матрасе полно комков, и он к тому же мал даже для карлика. Уже сколько недель мои ноги свисают с него. Удивительно, что в них не нарушилось кровообращение, — он пошевелил большими пальцами ног. — Видишь, они уже синеют.

Трейси подергала его за темные волосы на груди.

— Это единственная причина, по которой ты хочешь разделить со мной мою постель? Только чтобы твои ноги не свисали?

— Ну, твоя постель обещает и другие преимущества, — тихо заметил Дуг, возбуждающе проводя пальцем по окружности ее груди и продвигаясь к ее розовому соску, который уже напрягся в мучительном ожидании его прикосновения.

— Не покажешь ли мне, какие именно? — искушающе поддразнила она.

— Если покажу, мы останемся без ланча. Не будет и пикника, а наш сынок разрушит весь дом, пока мы будем наверстывать потерянное время.

— Ну вот, все испортил! После своего возвращения ты столько раз отвозил Дональда к моим родителям. Почему тебе не хватило ума отвезти его к ним вчера?

— Да потому, что ты отправилась на свидание с другим мужчиной, — сухо напомнил он ей. — И мне нужна была здесь компания, чтобы не сойти окончательно с ума.

— А ты сходил с ума? — полюбопытствовала она.

— Скажем так: останься ты с Джонни здесь еще на пару минут, и изображаемая мною улыбка слиняла бы, а я врезал бы парню так, что он улетел бы в свой «Морти».

— Как хорошо, что Джонни Рей не знал этого. Он никогда бы не простил мне того, что я уговорила его на свидание.

— Так это ты уговорила его? — весело спросил Дуг.