экзамен в родной школе. Здесь было всё тоже самое, даже задания в билетах были практически стандартными. Зайдя одним из первых в аудиторию – на этот раз другую, гораздо меньшую, чем подавляющие потоковые аудитории на 300 человек. Учебники допускались как пособия для подготовки, но жёсткий контроль времени не особо оставлял возможность их использовать. К его удивлению, на его ответ преподаватели подтянулись со всех углов, внимательно слушая его ответ. Оценку выставили тут же – твёрдое отлично! – особо похвалили за ответ. Высокий плотный преподаватель, с ухоженной профессорской бородкой, поинтересовался, на какую специальность тот поступает, сделал себе отметку. Юра выходил твёрдым довольным шагом из аудитории, чувствуя заслуженное удовлетворение. Самое время было поинтересоваться итогами литературного экзамена, утром должны были уже вывесить, он не успел глянуть, торопясь на экзамен – у стендов было не протолкнуться от абитуриентов и их родителей, он решил тогда узнать попопзже, когда ажиотаж рассосётся.

Расчёт себя оправдал – сейчас там было почти пусто, можно было без помех изучить итоги. Проводя пальцем по спискам фамилий, он, с замиранием сердца, нашел себя. И едва не задохнулся – напротив фамилии стояла равнодушное «удовлетворительно», две такие буквы, разрушающие на глазах надежды на успешное поступление. Словно ушат ледяной воды пролили на голову, ошарашено он взирал на ровные печатные строчки, часто моргая, как будто результат от этого может измениться. Но как это возможно, он был очень убедителен при изложении, оформление и грамматика вроде как вообще были безупречны….

Придя немного в себя и приведя в порядок дыхание, отклеился от этого стенда. Подумав, направился прямиком по известной дороге в Приёмную комиссию. Сегодня ему повезло, вступительная горячка сходила на нет, и преподаватель по литературе в ответ на его апелляционное заявление, согласилась принять его на разбор результата почти сразу, через полчаса. А он всё больше грустнел, высчитывая свои шансы при 12 баллах, и находил их крайне маловероятными – такой ВУЗ, такая популярная специальность, наверняка назначат проходным балл не менее 13ти. Правда, бывает ещё и полупроходной балл, как рассказывали, тут тоже ещё остается шанс. Но нельзя, в любом случае, упускать ни одной возможности, и, несмотря ни на что, на апелляцию он идёт, ибо уверен своей работе!

В этот раз комиссии почему-то не было. Принявшая его преподавательница, пожилая женщина с золотистыми пышными волосами, слегка брезгливым тоном развернула перед ним двойной листок.

– Ваша работа?

Юра присмотрелся внимательно. Работа, безусловно, его, только, вглядевшись более пристально, он обнаружил странную вещь – листок был довольно густо испещрён красной ручкой на полях – так отмечались грамматические ошибки. А сами ошибки представляли из себя какие-то новые, чуждые его тексту запятые и тире, отсутствовавшие в оригинале. Более того, по ним было отчётливо видно, что они сделаны вообще другой ручкой и рукой – нажим плотнее, чернила другого оттенка!

Он сглотнул тяжёлый комок, внезапно загрустив. Становилось понятным дальнейшее, неумолимое и необратимое течение событий: сейчас ему на них вполне справедливо укажут, предъявят законные «более 2-х ошибок». И эти пять или шесть новых ошибок просто утопят всё содержание весьма неплохого сочинения – внизу он видел алеющую приписку проверяющего «Смысловое содержание – отлично». Ну и что?! Грамматика тоже важна, безусловно, но в данном случае… Похоже его технично и безжалостно «утопили», и даже возражать бесполезно – любой согласится, что за шесть ошибок абитуриенту вполне законно выставляется «удовлетворительно», если преподаватель ещё добрый. Но за что с ним так?!

– Моя… почти прошептал он, опустив глаза. Женщина, пристально взглянула на него, и внезапно смягчилась, увидев его лицо.

– Вот, выпейте – протянула гранёный стакан с прохладной водой. Почему у вас такая реакция?

Отпив полбокала живительной влаги, он решился – и сухо попытался объяснить эту, почти невероятную, ситуацию сознательного фальсифицирования ошибок. Та молчала, внимательно впитывая информацию.

– Прекратите, юноша. Неужели вы думаете, что я поверю таким россказням, порочащим моих коллег?

– А вы убедитесь! Вышло так, что со мной ручка, та самая, которой я два дня назад в этом здании создавал эту работу. Прошу вас, проверьте её цвет и сравните с ошибками.

Дама замолчала, приняла ручку, щёлкнув кнопкой, выпустила на волю тонкое медное жало. Задумалась, медленно положила ручку обратно на стол и подвинула парню обратно.

– Не нужно. По-моему, ситуация очевидная. Ошибки налицо, оценка законная. Но переживать рано, я поднимаю вам работу на полбалла, за качество содержания. Я прочла, уверяю вас – свежо, смело, стройно выстроено. Оценки уже проставлены в экзаменационную ведомость, любой случай исправления – требует заверенного Акта апелляционной комиссии, в котором идёт обоснование улучшения балла. И что вы мне там предлагаете написать: неизвестные злоумышленники наставили новых ошибок?!

– Ну а почему бы и нет?! – начал горячиться юноша – мне кажется, для таких случаев и созданы комиссии, беспристрастно рассматривающие спорные случаи, так? К тому же, если сейчас этот инцидент не пресечь, он обязательно повторится, правда? Разве вы не хотите восстановить справедливость?

Преподаватель глянула на него слегка недоумённо. И тут до него дошло – она всё понимает, скорее всего даже знает автора этой пакости, но ничего не будет делать сверх обещанного плюсика к позорной «тройке». Ей это не нужно, никакого шума поднимать не будут, и на него рассчитывают за эту подачку в полбалла на скромное молчание. Ничего не оставалось, как, сохраняя остатки лица, тихонечко поблагодарить и откланяться, считая результат условно-положительным. Дама на это непритворно обрадовалась, даже сказала ему «Спасибо» – видно было, что его она запомнит с благосклонностью, и это не повредит – он ведь здесь намерен учиться!

Привычную уже дорогу к Москольцу, по длинному перекошенному бордюру Киевской улицы, он в этот раз почти не замечал. Юра брёл понуро, механически, из головы не шла только что пережитая ситуация, просто какой-то яростной несправедливости! Хуже всего была безысходность, невозможности изменения, необходимость «сожрать» эту гадость и молчать! Но как, и главное, зачем, кому мешал именно он?! Или дело не в нём персонально, а в продвижении только нужных кандидатов, и массового уничтожения остальных? Да, скорее всего, это самая вероятная причина, только ему от этого ничуть ни лучше. Да и в любом случае – всё, все возможные действия им произведены, остаётся только дожидаться понедельника, оглашения списка поступивших абитуриентов. Теперь он совершенно не чувствовал никакой уверенности в успешном исходе, 3 балла из 15ти были утеряны в самом обидном варианте, даже 12 с половиной не выглядели надёжными при таком сильном конкурсе. А сделать уже ничего нельзя, только ждать….

Хотя нет, почему, хмыкнул он сам