Точнее, никто, кроме Конфуция. По мнению Сюнь-цзы, один лишь Конфуций понимал самую главную, основополагающую практику: практику ритуала, которая помогает человеку стать лучше.

Однако Сюнь-цзы нашел ей новое применение. Для Конфуция ритуал был средством построения миниатюрных моментов «как будто», позволяющих создавать в человеческих отношениях очаги порядка. Сюнь-цзы расширил это представление, предложив создавать не просто целые миры «как будто». Ритуал, полагал он, преобразует нашу природу тогда и только тогда, когда мы отдаем себе отчет в его искусственности. С этой меркой искусственности Сюнь-цзы призывал подходить к миру в целом. Тогда ритуал поможет нам сделать лучше не только себя, но и реальность, в которой мы живем.

О важности искусственного

В своих сочинениях Сюнь-цзы провел знаменитую аналогию между человеческой природой и кривым деревом, которое необходимо насильственно выпрямлять извне. Однако, в отличие от других исследователей этой темы (таких, как Иммануил Кант, столетия спустя заявивший, что человек «сделан из слишком кривого дерева, чтобы из него можно было выстругать что-либо совершенно прямое»), он верил, что кривое дерево человеческой природы можно выпрямить. Но для этого требуется «вэй», или «игра», породившая ритуал.

Причем играть нужно хорошо. Мы склонны не доверять всему искусственному и наигранному. Однако Сюнь-цзы наверняка напомнил бы нам, что ни одна из наших ипостасей не является врожденной. Даже в те минуты, когда мы кажемся себе естественными и «настоящими», быть таковыми – наш осознанный выбор, а значит, своего рода актерство. Сюнь-цзы не видит в искусственном ничего дурного – если только мы осознаем, что играем, и, следовательно, можем играть хорошо.

Притворство помогает нам обуздывать характер и эмоции. Маленький ребенок может закатить истерику, если он голоден, устал или никак не дотянется до любимой игрушки. Но взрослые контролируют себя лучше. Когда в конце рабочего дня коллега просит уделить ей десять минут, чтобы поговорить о возникших у нее проблемах с шефом, даже если мы не выспались, умираем с голоду и уже собрались уходить, мы не поддаемся «естественному» порыву и не выливаем ей на голову кофе с криком: «Ни за что!» Мы прибегаем к тактике «как будто». Говорим коллеге, что она вовсе нас не задерживает, что мы всегда рады с ней поговорить, и… помогая ей, ловим себя на мысли, что нам это нравится. Мы уже не жалеем, что потратили на нее время, и забываем о голоде и усталости. Уходя с работы на пятнадцать минут позже запланированного, мы чувствуем себя лучше, чем если бы повели себя «естественно» и так, как нам хотелось на самом деле.

То, что используется в том виде, в каком дано с рождения, называется человеческой природой. Та часть человеческой природы, которая… резонирует и отвечает спонтанно и без внешнего вмешательства, тоже называется человеческой природой. Симпатии, антипатии, счастье, гнев, печали и радости человеческой природы называются эмоциями.

Когда эмоции таковы и разум воздействует на них [при помощи «вэй»] и делает выбор, это называется мышлением. Когда разум мыслит и способен воздействовать на свои мысли [при помощи «вэй»] и пребывать в движении, это называют игрой.

Сюнь-цзы утверждал, что люди должны целенаправленно работать над собой, облагораживая и упорядочивая свои эмоции и порывы. Благодаря таким искусственным построениям, как ритуалы, мы можем упорядочить нашу природу, подобно тому как сельское хозяйство упорядочивает окружающий нас мир. Мы не впадаем в детскую истерику и, сдерживая импульсы, облекаем свою реакцию в более эффективную форму.

Но тут мы приходим к парадоксу. Если мудрецы были людьми и соответственно обладали злой человеческой природой, как они могли придумать ритуалы? Как они возвысились над сомнительными человеческими порывами и сумели сознательно вести себя лучше?

В очередной истории «как будто» Сюнь-цзы просит нас представить, как у мудрецов родились идеи, призванные помочь людям жить в согласии. Он проводит аналогию с ремеслом гончара:

Все нормы ритуала и долга появились как результат деятельности совершенномудрых. Так, гончар с помощью формочек изготавливает из глины гончарные изделия; в этом случае гончарные изделия представляют собой результат труда человека, а не его врожденных качеств… Совершенномудрые после долгих размышлений и изучения действий людей изменили свою природу и первыми обратились к «вэй»; после того как люди обратились к «вэй», родились ритуал и долг; после того как родились ритуал и долг, были выработаны законы. Таким образом, ритуал, долг, законы – все это результат деятельности совершенномудрых!

Может показаться, что Сюнь-цзы сравнивает появление социальных норм, законов и ритуалов с возникновением гончарного дела – два великих достижения человечества, открывшие ему новые горизонты. Но на самом деле философ проводит параллели между образованием человеческого общества и монотонной, пошаговой работой, которую проделывает начинающий гончар, чтобы сделать свой первый горшок. Сюнь-цзы заостряет внимание на том, что ритуал не возник сам по себе; это было осмысленное свершение. Мудрецы создавали ритуал подобно тому, как гончар учился делать посуду, работая с глиной, приноравливаясь к ней и представляя, какую форму она должна принять. Чтобы подобрать ключи к тайнам человеческих отношений и представить, какие модели «как будто» помогут людям уживаться вместе, мудрецы дополняли свою природу игрой и облагораживали свои чувства. Со временем они поняли, как создавать ритуалы, точно так же, как гончар научился лепить из глины посуду. По мнению Сюнь-цзы, расцветом человеческой культуры и общественных ритуалов мы обязаны не одному великому озарению, а ежедневному труду человека и его обращению к игре.

Человеческая природа – это основа, начало, материал и содержание; игра – это форма, принцип и источник изобилия. Без человеческой природы игра не находила бы себе применения. Но без игры человеческая природа не смогла бы стать прекраснее… Когда игра и человеческая природа объединяются, все в Поднебесной приходит в порядок.

Небо дарует нам природу, а человеческая деятельность облекает ее в форму. Прекрасным результатом этого совместного творения становится человечество, поднявшееся на немыслимый уровень.

Почему опасно думать, что мир должен быть естественным

Если ехать в повозке, запряженной лошадьми, ноги не станут от этого быстрее, однако можно преодолеть расстояние в тысячу ли. Если плыть в лодке, от этого не станешь лучше плавать, однако можно переплывать большие и малые реки. При рождении совершенный человек не отличается от других; он… просто умеет опираться на вещи[26].

Многие обеспокоены тем, как человеческая цивилизация влияет на Землю и ее климат. Мы спорим об этичности использования генетически модифицированных культур и стволовых клеток, настороженно относимся к употреблению фторированной воды и боимся, что из пластиковых упаковок в наш организм попадают токсины. Безуспешно пытаясь оторвать ребенка от экрана очередного электронного устройства, мы уже удивляемся, неужели когда-то детство проходило в играх на улице. У многих из нас под натиском научно-технического прогресса развивается склонность идеализировать природу. Нам хочется вернуться в эпоху, когда люди еще не портили все подряд своей кипучей деятельностью. И при теперешнем размахе информатизации и автоматизации общества это вполне объяснимо. Но всегда ли естественное лучше?