class="p1">— Видимо, долго старая Ы’льян звёзды считать будет, а мы с тобой пока Весну найдём.

Снял Мэмыл ключ с пояса хозяйки снегов, а они и не заметила: знай, всё приговаривает:

— Тысяча триста пять... Тысяча триста шесть... Тысяча триста семь…

Ходили они по дому старой Ы’льян долго-долго, пока Олень чутким носом не почуял тонкий аромат цветущих луговых трав.

Мотнул рожками в правую сторону:

— Туда нам идти надо.

Так и нашли Весну.

В коридоре перед большущей дверью снег и лёд подтаяли, запахи трав и цветов голову кружат, слышно, как стучит капель и чирикают птички. Отворил Мэмыл дверь, а оттуда теплом повеяло да светом ярким так ослепило мальчика, что он зажмурился.

Почуял только, как кто-то коснулся его макушки, от чего Мэмылу враз тепло да весело стало. А потом услышал:

— Спасибо!

Открыл глаза, а Весны и след простыл.

Пошли Мэмыл с Оленем домой, и всюду видно: Весна пришла. Исчезают сугробы, наливается ярко-голубым сиянием небо, поют-заливаются птицы.

Красота!

А старая Ы’льян так и считает звёзды: не пытается больше Весну запереть, потому в свой черёд все сезоны и приходят. Как собьётся Ы’льян со счёту, сердится, тут повсюду метели да бураны случаются. Как устанет, так вздохнёт печально, и повсюду снег валить начинает.

Царь же с богачами, силачами да мудрецами спорили-спорили, почему весна пришла, да так и не решили ничего. Велел царь по всем краям искать того удальца, который Весну вернул, и Мэмыл о тех поисках да награде в полцарства слышал, да только зачем ему полцарства, когда у него и так всё есть.

Как волшебник Лайн экзамен сдавал (фэнтези)

Перед экзаменом по трансформации я волновался так, что не смог заснуть. Оно и понятно: с этим предметом у меня не ладится совсем. И, кажется, профессор Чизл меня за это ненавидит. Каждый раз, когда я делаю что-то не так, он морщится и выдаёт какое-нибудь кислое замечание, после которого хоть беги из Академии прочь.

А на экзамене будет не только Чизл. Там будет целая комиссия! И раскритикуют они меня просто в пух и прах. Может, притвориться больным и не идти на экзамен? А толку-то? Сдавать его всё равно придётся, а если комиссия соберётся во второй раз персонально для меня, то меня точно сожрут!

Но как же не хочется слышать в свой адрес нелестные, злые слова!..

Так и промучался до самого утра пустыми переживаниями, и на экзамен пошёл вялый, уверенный в своей неудаче.

У самой башни Академии я заметил печальную старушку — ветхую-ветхую, грустную-грустную. Я хотел пробежать мимо: всё-таки экзамен вот-вот, но не смог. Старушка выглядела так, словно никто в целом мире не мог ей помочь. Или не хотел.

— Бабушка, вы чего грустите? — я остановился перед старушкой.

Та вздохнула и прошептала:

— Есть очень хочется, внучок...

— Кхм, давайте я куплю вам вон в той лавке пирог!

— Нет, внучок, пирог мне не по зубам...

— Так он мягкий, бабушка, честное слово! Начинка — просто праздник для желудка! И сырная хороша, и с мясом, и с картофельным пюре. А сладкие пироги там каковы! — я чуть слюной не захлебнулся, хотя только что плотно позавтракал.

— Так денег нет...

— Я куплю! Вам с чем?

— Вот с сыром бы... и с яблоками...

— Хорошо!

Времени до начала экзамена совсем чуть, но заскочить за парой пирогов я успею.

Как назло, в лавке было людно. Пять покупателей, и каждому — каждому! — надо было и пирог, и булок, и хлеба, и поболтать с очаровательной девицей за прилавком.

Я извёлся весь. Если ещё и опоздаю на трансформацию, то, того гляди, меня самого во что-нибудь трансформируют. Но нельзя же сначала пообещать голодной бабульке еду, а потом убежать!

Наконец — вечность спустя! — подошёл мой черед.

— Чего желаете, господин волшебник? — улыбнулась чаровница за прилавком.

Увы, флиртовать с красавицей мне было некогда. Я и так уже опаздывал к началу экзамена. Расплатившись за два пирога, я вышел и обнаружил старушку там же, где и оставил.

— Вот, бабушка, угощайтесь!

— Спасибо, внучок! Спасибо! Я пирогов сто лет не ела!

Старушка долго благодарила меня, и мне показалось неправильным её перебивать.

Наконец, она сказала:

— Вижу, торопишься, соколик. Беги, куда надобно. А на прощание вот, возьми подарочек от бабули. Коли времени не пожалел, да денег и слова доброго — будет тебе награда.

Старушка протянула мне глиняную птичку-свистульку и снова улыбнулась.

— Спасибо, бабушка!

Я сунул птичку в поясной кошель и помчался к башне.

Экзамен, конечно, уже начался, и, увы, все одногруппники уже были в зале.

Я робко постучал и сунул нос в огромную аудиторию:

— Простите за опоздание...

— Безобразие! — воскликнул профессор Чизл. — Это недопустимо! Вы будете отстранены от сдачи...

— Но молодой человек опоздал меньше, чем на четверть свечки, — мягко перебил профессор зельеварения Олни. — Так что он может сдать экзамен, но после остальных.

Остальные профессора кивнули, и Чизлу пришлось смириться, а мне — поблагодарить и вернуться в коридор.

Эх, да если бы больным сказался, я бы, наверное, не так их рассердил. А после общего экзамена утомлённые и жаждущие попасть домой к вкусному ужину профессора со мной в два счёта расправятся!

“Хочешь заболеть?” — вдруг произнёс кто-то прямо в моей голове.

От неожиданности я подпрыгнул на месте и крутанулся вокруг себя. Никого.

— Нет, — громко сказал я на всякий случай, — не хочу болеть.

“А чего ты хочешь?” — спросил тот же голос. Странный, кстати, голос: непонятно, мужчина или женщина, молодой или старый.

— Кто тут?

“Я здесь, в твоём кошеле”.

Я еле удержался от того, чтобы снова в испуге не подпрыгнуть. Открыл кошель и вытащил подаренную старушкой птичку. Птичка, кажется, подмигнула нарисованным глазом. Я осторожно положил её на подоконник и помассировал ладони, собирая силу. Протёр лицо, будто при умывании, накладывая на глаза Особое зрение.

Птица светилась и переливалась всеми оттенками зелёного. Обычной магической вещи положено светиться золотистым на оранжевом фоне немагических предметов. А зелёный — цвет нечисти, это все знают. Эта же свистулька казалась созданной из всех оттенков зелёного. И при этом потоки силы в ней сплетались как в артефакте...

“Так чего ты хочешь?”

От неожиданности я потерял концентрацию, и чары развеялись. На подоконнике стояла