Мы вернулись в деревню ночью и сели рядом со штабом, прислонившись к стене. Вокруг было тихо. Будто испугавшись этой тишины, все принялись очищать от крови и смазывать свои автоматы и оружие, захваченное у противника. Пришлось дать несколько очередей в воздух, чтобы проверить его боеспособность. Я пошел ужинать, но есть не смог, только выпил воды. Я ничего не чувствовал – ни голода, ни жажды, ни боли. На пути к своей палатке я ударился о бетонное ограждение. Колено кровило, но при этом не чувствовалось жжения от ссадины. Я лег на спину, а на грудь положил свой «АК-47». Трофейный «G3» тоже лежал рядом. В голове у меня было пусто. Я долго смотрел в потолок, пока мне не удалось на время забыться. Приснилось, что я снимаю с пня тело Джозайи, а потом ко мне подходит вооруженный человек, упирается ботинком в грудь, а ко лбу приставляет дуло автомата. В этот момент я проснулся и изрешетил всю палатку пулями, пока не израсходовал все тридцать зарядов рожка. Вскоре пришли капрал с лейтенантом и вывели меня на улицу. Меня трясло как в лихорадке, и они начали плескать воду мне в лицо, а потом дали еще несколько белых капсул. Больше я не спал ни в ту ночь, ни во всю последующую неделю. За это время мы сделали еще две вылазки в лес, и я уже без колебаний стрелял во врага.

Страшные головные боли, которые, как я потом узнал, назывались мигренями, перестали мучить меня, как только я начал вести обычный для солдата образ жизни. Днем, вместо того чтобы играть в футбол на площади деревни, я стоял в карауле на окраине. Я курил марихуану и нюхал браун-браун – смесь кокаина и пороха. Этот порошок всегда был в изобилии рассыпан на солдатском столе. И, конечно, я часто принимал те белые таблетки. Зависимость от них быстро дала о себе знать. После капсулы я ощущал невероятный прилив энергии. Первый раз, когда я принял все вышеперечисленные наркотики практически одновременно, меня так прошиб пот, что пришлось сорвать с себя всю одежду. Тело сводили судороги, зрение затуманилось, на несколько минут пропал слух. Я бесцельно, в каком-то странном раже слонялся по деревне, ощущая одновременно дикое возбуждение и потерю чувствительности. Но потом я привык к этим ощущениям. После нескольких доз наркотика я становился неутомимым и равнодушным. Я мог обходиться без сна несколько недель. По ночам мы смотрели боевики «Рэмбо: первая кровь», «Рэмбо II», «Коммандо» и многие другие. Источником питания для телевизора служил генератор или автомобильный аккумулятор. Мы все хотели походить на Рэмбо и с нетерпением ждали, когда представится возможность применить почерпнутые у него приемы.

Когда у нас заканчивалась еда, наркотики, боеприпасы или бензин, необходимый для еженощного просмотра фильмов, мы отправлялись грабить лагеря боевиков, расположенные в лесах, городках и деревнях. Захаживали мы и в мирные селения, чтобы взять рекрутов и поживиться всяким другим добром.

– Хорошие новости от наших лазутчиков! Через пять минут отправляемся на операцию. Мы уничтожим повстанцев и отберем у них запасы, которые на самом деле принадлежат нам, – объявлял лейтенант.

Он по-прежнему выглядел уверенным и сильным. Улыбка иногда начинала играть на его лице, но быстро исчезала. Мы надевали на голову зеленые повязки, чтобы отличать своих от чужих, и шли в бой. Теперь впереди шли уже мальчишки, а не взрослые солдаты. Мы не задавали лишних вопросов, никто не давал нам карт местности. Нам сказано было идти по тропе прямо, и мы шли, ожидая последующих указаний. Иногда мы брели по лесным тропам часами, останавливаясь только для того, чтобы съесть сардины или солонину с гари, вдохнуть щепотку кокаина или браун-брауна, принять несколько белых капсул. Комбинация нескольких наркотических средств вызывала прилив сил и ожесточение души. Я больше не думал о том, что могу умереть, а убивать других было просто, как воды напиться. Во время того первого боя я научился отключать сознание. К тому же мозг и память перестали сохранять проходящие перед глазами страшные картины. Во всяком случае, мне казалось, что я уже не обращаю на них внимания и не веду им счета.

После того как мы делали остановку, чтобы перекусить и принять наркотики, старшие обычно ложились подремать, а младшие стояли на часах. Я, как правило, дежурил вместе с Альхаджи. Мы соревновались, кто быстрее перезарядит автомат.

– Когда-нибудь я в одиночку захвачу целую деревню, как Рэмбо, – сказал мне как-то мой друг и улыбнулся новой цели, которую он себе поставил.

– А мне бы хотелось иметь собственную базуку[24], как Коммандо. Вот было бы здорово! – ответил я, и мы оба засмеялись.

Перед тем как подойти к базе боевиков, мы обычно сходили с тропы и крались по лесу. Завидев лагерь, мы окружали его и ожидали команды лейтенанта. Повстанцы слонялись по улицам, некоторые дремали сидя, прислонившись к стенам домов, а молодежь, в том числе и мальчишки нашего возраста, стояли на часах и передавали друг другу марихуану. Всякий раз, когда я смотрел на боевиков во время тех вылазок, ярость вскипала у меня в душе, потому что они были похожи на людей, игравших в карты на руинах деревни, где погибли мои родители. Так что когда командир отдавал приказ стрелять, я старался убить как можно больше врагов. Но от этого мне не становилось легче. После перестрелки мы входили в лагерь, приканчивали раненых и обыскивали дома. Мы выносили оттуда канистры с бензином, огромное количество марихуаны и кокаина, кипы одежды, обувь, продукты – рис, вяленую рыбу, соль, гари и многое другое. Мирных жителей – мужчин, женщин, мальчишек и девчонок, прячущихся в хижинах, – мы заставляли нести все это добро в нашу деревню.

После одного кровопролитного боя, жертвами которого стали, помимо прочего, много мирных селян, мы захватили в плен нескольких боевиков. Их раздели и связали так туго, что грудная клетка была натянута, как кожа на барабан.

– Откуда вы взяли все эти боеприпасы? – спросил капрал одного из повстанцев, мужчину с сильно спутанной бородой. Тот плюнул спрашивавшему в лицо, а капрал молниеносно выстрелил в обидчика. Убитый упал на землю, из пулевого отверстия на лбу медленно вытекала кровь. Мы одобрили поступок Гадафи восторженными выкриками и, поравнявшись с ним, отдали ему честь. Неожиданно пули ударили в грудь и голову одного из моих товарищей, мальчишки по имени Лансана. Стрелял кто-то из повстанцев, спрятавшихся в кустах. Мы тут же рассеялись по всей деревне и вскоре поймали боевика – молодого мускулистого парня. Лейтенант, недолго думая, полоснул его по горлу лезвием штыка. Молодой человек некоторое время метался по деревне, а потом упал и больше не двигался. Мы снова закричали, засвистели и, подняв автоматы, дали на радостях несколько очередей в воздух.

– Если кто-то вздумает с нами шутки шутить, пристрелите его, – сказал лейтенант, оглядывая пленных. Мы подожгли соломенные крыши хижин и ушли, уведя всех захваченных с собой. Языки огня взвились за нашими спинами. Вначале они бились, как в агонии, а потом заплясали на послеполуденном ветерке.

– Наша задача, – лейтенант указал на себя и на нас, – защищать мирных жителей, и мы сделаем все возможное, чтобы они чувствовали себя в безопасности.