— Холмс, последний раз прошу вас: позвольте, я пойду с вами.

— Нет, нет. Одному из нас лучше остаться снаружи: если окажется, что меня ждут, вам будет легче прийти мне на помощь.

— Думаете, Гендерсон рассказал нам сказку?

— Его история во всех отношениях показалась мне невероятной.

— Но тогда, Холмс, ради всего святого…

— Ватсон, мне нужно туда войти и самому во всем убедиться. А вдруг Гендерсон все-таки говорил правду? Если же это капкан — мы попадемся в него и посмотрим, куда это нас приведет.

Я открыл рот, чтобы возразить, но он продолжал:

— Дело это чрезвычайное, старина. Мы прикоснулись к верхушке айсберга, и, если хотим добраться до его основания, придется рисковать. Ждите меня ровно час. Предлагаю вам скоротать время в этом пабе, надеюсь, хоть какой-то уют вы там найдете. Если через час я не появлюсь — приходите за мной, но будьте крайне осторожны. А услышите выстрелы — являйтесь без промедления.

— Я все исполню, Холмс.

Он перешел дорогу и на мгновение скрылся из виду, растворившись во тьме и тумане, а меня одолевали самые дурные предчувствия. Он тут же возник на другой стороне улицы, остановился в дверном проеме, в отблеске красного фонаря. Где-то далеко церковные часы начали отбивать одиннадцать. С первым же ударом Холмс исчез.

Стоять на улице, даже в теплом пальто, не хотелось: холодно, время позднее, ты один, а квартал — настоящее дно, сплошь отбросы общества, а то и преступники. Я толкнул дверь «Розы и короны» и оказался в комнате, поделенной пополам узким баром: бочки эля, краны с ручками из крашеного фарфора, две полки с шеренгами бутылок. К моему удивлению, в этом ограниченном пространстве, презрев непогоду, собралось человек пятнадцать — двадцать. Они кучками сидели за столами, играли в карты, пили и курили. Воздух загустел от сигаретного и табачного дыма, свою лепту вносил и торф — в углу пыхтела видавшая виды чугунная печь. Если не считать нескольких свечей, она была единственным источником света в комнате, но, казалось, производила обратный эффект: ты глядел на красное мерцание за ее толстым стеклом и чувствовал, что огонь засасывает свет в себя, поглощает его, а потом выплевывает дым и золу в трубу, а оттуда — в черную ночь. Рядом с дверью стояло видавшее виды пианино, за ним сидела женщина и лениво тыкала по клавишам. Именно эту «музыку» я слышал с улицы.

Я подошел к бару, и седовласый старик с катарактой на глазах за пару пенсов налил мне кружку эля, и я стоял возле стойки, не прикасаясь к напитку и стараясь отогнать мои самые дурные фантазии, не думать о Холмсе. Большинство мужчин в пабе были моряками или докерами, по преимуществу иностранцами — из Испании и с Мальты. Никто из них не обратил на меня ни малейшего внимания, чему я был очень рад. Фактически они и друг с другом почти не разговаривали, какой-то звук в комнате исходил разве что от картежников. Я наблюдал за часами на стене, и мне казалось, что минутная стрелка намеренно тормозит свой ход, нарушая законы времени. Мне часто приходилось ждать, с Холмсом и без него, появления злодея — на болотах около Баскервилль-холла, на берегах Темзы или в садах пригородных усадеб. Но я никогда не забуду пятидесятиминутную вахту в этой жалкой пивнушке, шлепанье карт о стол, удары невпопад по клавишам разбитого пианино, темные лица, глядящие в свои кружки, будто там можно найти разгадку тайны бытия.

Ровно через пятьдесят минут — часы показывали без десяти двенадцать — ночную тишь внезапно разорвал звук двух выстрелов и почти тут же — пронзительный свисток полицейского и встревоженные голоса. Я мгновенно выскочил на улицу, едва не вышибив двери. Какой же я идиот, что пошел на поводу у Холмса, позволил ему втянуть нас в этот опасный замысел! Стрелял именно он, в этом нет сомнения. Но с какой целью? Предупредить меня? Или он действительно попал в беду и ему пришлось защищаться? Туман немного рассеялся, я метнулся через дорогу и подлетел ко входу в «Местечко Крира». Повернул рукоятку двери и, вытащив из кармана револьвер, ворвался в помещение.

В ноздри мне ударил сухой запах выгоревшего опиума, тут же защипало в глазах, а в голове возникла резкая проникающая боль, мне даже не хотелось дышать — я боялся, что и сам попаду под влияние этого наркотического вещества. Я стоял в промозглой и мрачной комнате, украшенной в китайском стиле: ковры с рисунком, красные бумажные фонари, шелковые ткани на стенах — все, как описал Гендерсон. Самого его видно не было. Четыре человека лежали, вытянувшись, на матрацах, перед ними на низких столиках стояли черные лакированные подносы и опиумные светильники. Трое из них не подавали признаков жизни и вполне могли быть трупами. Четвертый лежал, подперев подбородок рукой, и смотрел на меня замутненными глазами. Один матрац пустовал.

Навстречу мне бросился человек, и я сразу понял, что это сам Крир. Он был совершенно лыс, белая как бумага кожа туго обтягивала кости лица, черные глаза глубоко посажены — в итоге создавалось впечатление черепа покойника, а не головы живого человека. Он собрался открыть рот, спросить, какого черта мне здесь надо, но увидел мой револьвер и отпрянул.

— Где он? — вскричал я.

— Кто?

— Сами знаете кто!

За его спиной я увидел открытую дверь и коридор, освещенный газовым фонарем. Я боялся попасть под воздействие ядовитых испарений и, желая как можно скорее выбраться из этого жуткого места, кинулся мимо Крира в проход. Один из несчастных окликнул меня с матраца и протянул руку за милостыней, но я пробежал мимо. В дальнем конце коридора была еще одна дверь, видимо, через нее и вышел Холмс — вряд ли ему удалось выйти через главный вход. Я дернул дверь — и попал под струю холодного воздуха. Я был в тыльной части дома. Доносились какие-то крики, цоканье копыт и перестук экипажа, оглушал полицейский свисток. Я уже знал, что нас заманили в ловушку, что все пошло не так, как мы задумали. Но я не представлял, чего ждать. Где Холмс? Он ранен?

Я пробежал по узкой улочке, через арку, свернул за угол и попал на площадь. Там собралась небольшая толпа. Откуда она могла взяться в такой поздний час? Человек в вечернем костюме, констебль, еще двое. Все они смотрели на представшую их глазам картину, никто не смел сделать шаг вперед и взять инициативу в свои руки. Я растолкал их и увидел то, чего не забуду никогда…

На земле лежали две фигуры. Девушку я сразу узнал, и неудивительно, потому что несколько дней назад она пыталась меня убить. Это была Салли Диксон, старшая сестра Росса, работавшая в «Мешке с гвоздями». В нее выстрелили дважды: в грудь и в голову. Она лежала на булыжнике в луже жидкости, которая в темноте казалась черной, но я знал — это кровь. Я также знал человека, который без сознания лежал перед ней, вытянув руку, все еще сжимавшую револьвер, из которого застрелили девушку.

Это был Шерлок Холмс.

Эту ночь и ее последствия мне не забыть никогда.

Я пишу эти строки в полном одиночестве двадцать пять лет спустя, но помню все до мельчайших подробностей… Иногда кривое зеркало времени мешает мне вспомнить черты как друзей, так и недругов, но в данном случае достаточно только сморгнуть, пелена лет отступает, и я вижу всех их, словно это было вчера: Гарриман, Крир, Экленд и даже констебль… Как его звали? Перкинс! Правда такова, что я пережил с Шерлоком Холмсом множество приключений и частенько видел его в отчаянном положении. Несколько раз я считал, что он мертв. Что говорить, всего за неделю до описываемых событий я видел его в беспомощном бреду, якобы ставшим жертвой заразной болезни с острова Суматра. Был случай в Полдху-Бей, в Корнуолле: если бы я тогда не вытащил его из комнаты, он бы поддался безумию и пострадал от собственных рук. Помню, как мы с ним ждали развития событий в Сарри — и тут из тьмы выползла смертоносная болотная змея. Естественно, этот короткий список будет неполным, если не вспомнить состояние высшего отчаяния, ощущение пустоты, с какими я в одиночестве возвращался с Рейхенбахского водопада. Тем не менее все эти случаи меркнут перед событиями ночи в Блюгейт-Филдс. Бедный Холмс! Я вижу его как сейчас: он приходит в сознание и понимает, что окружен чужими людьми, арестован и не в состоянии объяснить ни себе, ни другим, что же именно произошло. Да, он сам сделал выбор, осознанно позволил себе попасть в ловушку. Но результат оставлял желать лучшего.