— С его сестрой леди Дженнифер Кэмден, — добавил с поклоном слуга.

С сестрой? Джентльмен никогда не представит сестру любовнице приятеля. Это не принято. А раз Кэм собирается зайти в его ложу, значит, он признает мадам Лекарт за леди. Или его сестра хочет новое платье. И то, и другое будет хорошо для репутации Дениз, ее дела, ее положения в обществе. Гарри взглянул на спутницу. Когда та пожала плечами, он кивнул слуге и снова встал, чтобы приветствовать гостей.

Сначала он беспокоился, что Дениз придет в замешательство при встрече с дочерью герцога, особенно после того, как он пообещал ей спокойный вечер. Леди Дженнифер, важный член высшего общества, была тридцатилетней старой девой, высокой, крупной, с орлиным носом. Ее прямоту и чрезмерную самоуверенность Гарри приписывал незамужнему положению. Кроме большого состояния, она также имела защитников в лице герцога-отца и брата, поэтому общество считало ее оригиналкой, а не парией.

Затем Гарри стал беспокоиться, что его швея не будет знать, как обращаться к леди, как вести беседу с вышестоящими лицами, чем поставит в неловкое положение себя и остальных. Собственная вероломность оскорбила его. Раз он сам поставил ее в такое положение, он же и вызволит ее из него.

Гарри должен был лучше знать мадам Лекарт. Она сделала безупречный реверанс, уважительный, но без преклонения. Своей осанкой и манерами она не уступала молодым леди, окончившим школу для избранных, а ее французский был лучше, чем у глупых дочерей знати. Будь он проклят, если Дениз не леди по сути, подумал Гарри, который выглядел не менее гордым, чем старый покровитель мисс Паттерсон.

— Мой брат очень рекомендует мне купить платье вашей модели, — сказала леди Дженнифер, когда были закончены представления. — И теперь я вижу почему. А так как он готов платить за мое сумасбродство, я согласилась.

— Это должно быть золото, — тут же произнесла Куини, взглянув на вышедшее из моды платье новой знакомой грязно-коричневого цвета.

Леди Дженнифер подняла одновременно выдающийся нос и густые брови — хорошо испытанный метод указывать нижестоящим их место.

— Я всегда присылаю банковский чек через моего секретаря. Кэмден, может, и беспутный, но деньги у него есть.

Куини вспыхнула.

— Простите, мэм. Я далека от мысли сомневаться в вашей кредитоспособности, а тем более обсуждать денежные вопросы за пределами своего магазина. Я имела в виду, что ваше платье должно быть золотым, из дорогой тяжелой ткани, парчи либо узорчатого атласа, чтобы подчеркнуть оттенок волос и ваше положение. Царицы из мифов.

Леди Дженнифер засмеялась, но была польщена.

— Я — царица? — Она махнула рукой в сторону сцены. — Вы насмотрелись сказок и теперь даете волю своему воображению.

— Нет, я вижу осанку правительницы. Женщину, которая слишком умна, чтобы одеваться как молодая девушка или следовать моде на тонкие ткани. У вас рост. Я сделаю это вашим козырем. Ни одна мисс не сможет добиться подобного впечатления.

Леди Дженнифер по-королевски наклонила голову, наслаждаясь ролью экзотической императрицы.

— Вы мне нравитесь, мадам. Вы не боитесь говорить что думаете.

— Если это касается моды.

— Полагаю, и в других вопросах. С вашего позволения, была бы рада познакомиться с вами поближе. Я дома по четвергам. Пожалуйста, заезжайте.

Теперь Куини была взволнована.

— Для примерки?

— На чай, мадам, на чай и беседу. И не отказывайтесь из-за каких-то глупых условностей. Дочь герцога, особенно с независимыми средствами и характером, может принимать кого угодно. А я хочу, чтобы в моем окружении были умные женщины с собственным мнением.

Куини совсем не горела желанием сидеть за столом с леди, притворяясь той, кем она не была, и говорить о жизни, которой не знала. Это ее первая опера. Что она может обсудить с дочерью герцога?

— Но я…

— Вы недавно вернулись из Франции, как я понимаю. Мне хотелось бы знать ваше впечатление о политической обстановке там. Мода — это не мое, оставлю ее вам. Но умная беседа — да. Мне интересны сведения от вас, что видели, слышали, чему научились.

Вряд ли новую знакомую интересовало, что она видела в задних комнатах ателье, как научилась уклоняться от приставаний французов или какие слышала французские слова, неприемлемые в светских гостиных.

Видимо, заметив ее неуверенность, леди Дженнифер сказала:

— В четверг у меня будут писатель-романист, скандально разведенная баронесса, знаменитый путешественник и бывшая испанская монахиня. Вы, случайно, не говорите по-испански?

— Немного.

— Тогда вам представится замечательная возможность освежить знания. Значит, я жду вас. Кстати, это может привести еще больше клиентов в ваш магазин.

— Боюсь, если у меня будет слишком много клиентов, то придется искать другое помещение и нанимать больше работниц.

— Что не так уж плохо. Сейчас очень много женщин, которые продают свое тело мужчинам, чтобы не испытывать нужду. Будет лучше, если они устроятся на приличную работу и будут содержать себя самостоятельно. Мы поговорим и об этом. Да, на моих собраниях присутствует несколько джентльменов. Если можете, постарайтесь выглядеть не такой соблазнительной, иначе вместо беседы нам придется слушать тяжелые вздохи. Может, и тебе станет легче дышать, брат, если ты отведешь взгляд от груди мадам.

Гарри засмеялся, ему было известно, какое действие производит его спутница на любого мужчину старше тринадцати лет. Кэмден, эта верхушка лондонской знати, действительно покраснел. Куини тоже.

— Но мне нужно время для вашего платья, мадам.

Леди Дженнифер взглянула на Гарри, такого гордого, такого довольного собой.

— Полагаю, подруга вам тоже пригодится.

Заказ, подруга, уважение человека из круга Гарри, опера. Чего еще Куини могла просить у этого вечера? Когда начался третий акт, она даже не заметила, что сжимает руку Гарри, подарившего ей такой удивительный вечер.

Конечно, опера закончилась убийством и трагедией, а финальные арии были достаточно продолжительными, чтобы тронуть самого искушенного зрителя. Из оркестровой ямы грянул раскат грома, за декорацией сверкнула молния. Слез было пролито столько, что их хватило бы загасить любое пламя, которое могло разгореться от удивительных сценических эффектов.

Конечно, победили боги. Судьба простого смертного, невзирая на его прекрасный голос и постоянство его любви, была предрешена. Самой пострадавшей оказалась, естественно, женщина, которая так неразумно полюбила смертного и полагала, что может изменить судьбу, но в итоге потеряла все, что ей было дорого.

Куини плакала, и отнюдь не столь изысканно, как леди. Она всхлипывала и стонала от горя.