И сквозь толщу прожитых лет, сквозь темноту беспокойной от дум ночи, сквозь холод страха прорезался в Груне зеленый, липкий, дрожащий от капелек нежности росточек чувства, которое она, вероятно, давно к Сашку испытывала, но осознала это, соотнесла росточек с Сашком только сейчас, в момент ее глубокого раскаяния за не так прожитую жизнь. Каким-то дальним чутьем, которое осталось в людях от зверей, Груня понимала, что раскаяние это хоть и глубокое, но не долгое. Длина его соответствует времени, проведенному Груней в Любимске — на месте ее прошлого преступления.

Закончится концерт, Любимск, покатит Груня петь дальше, и раскаяние исчезнет, и зеленый росточек к Сашку завянет. Груня сама вырвет его. Некогда заниматься разведением цветов, когда на кону — деньги, успех, слава. Но сейчас, в этот торжественный, в этот единственный, может быть, в жизни Груни Лемур момент глубокого раскаяния, почему ей так хочется сказать перед концертом не дежурное приветствие зрителям в зале, не «Хип-хоп», не «Аплодисменты. Не вижу рук», а хочется речь «толкнуть»?

«Люди! Ходите по земле медленно. Не торопитесь обижать друг друга. Смотрите на себя и соседей благосклонно. Любите свои руки, ноги, глаза, пальцы. Откуда все это взялось? Как это действует? Задумайтесь. Вглядитесь в прошлое мира, планеты. Что видите вы там самым главным? Множество жизней, пласты судеб, тени предков, спрессованные временем так плотно, что, кажется, нам, живым, и места среди них не осталось. (Не надейтесь!) Поэтому мы живем беспечно, то есть тратим короткое время жизни на то, чтобы стать кем-то. Но спросите любую тень, у которой знакомо звучащее имя — Наполеон, Екатерина Вторая, Сократ, поменяли бы они свою известность на еще одну, простую, незаметную жизнь садовника, крестьянки, плотника. Каждый из них ответил бы: «Да!» В чем суть моего выступления, товарищи, господа, братья и сестры? Сдавайте билеты на концерт Груни Лемур, берите из кассы деньги, идите в лес, в поле, собирайте цветы, общайтесь с птицами, насекомыми и грызунами. Дышите полной грудью, валяйтесь в траве, смотрите на небо, на свои руки и ноги, потому что всего этого у вас завтра уже не будет. Любите, люди, друг друга, пока вы не стали пластом земли, тенью, прошлым планеты. Забудьте слово «личность», слово «успех» и множество слов, им подобных. Аминь!»

От талантливых раздумий о прошлом и будущем всего человечества Груня расплакалась, расчувствовалась и вспомнила, как она познакомилась с Сашком.

По приезде в Москву много лет назад работала она продавщицей в палатке — торговала «паленой» водкой десяти видов, как велел хозяин — черноглазый, юркий парень по кличке Сирота, жвачкой, рулетами, кексами, соками по 0,2, по 0,5, по 1 литру, газированной водой трех видов, чипсами с сыром, с луком, с перцем. Названия товара, его расфасовку и цену Груня будет помнить, наверное, до конца своих дней. Все это диковинное по тем временам «богатство» она пересчитывала поштучно: один раз, когда принимала смену, и раз пять, когда сдавала смену, выводила в тетради дебет и кредит. Летом в железной палатке от жары и постоянного сидения на ящике у Груни начинали опухать ноги, болеть голова и вся одежда сзади была в клеточку. Зимой… Зимой было просто страшно и страшно холодно. Груня сидела в искусственной, коричневой, «чебурашковой» шубе, иногда сверху накидывала искусственную, пятнистую, «леопардовую» и в таком виде дожидалась конца смены.

Темные улицы пустели быстро, на них оставался гулять только ветер. Палатка стояла на второстепенной дороге, в глухом месте, ограбить ее было раз плюнуть, настоящим, квалифицированным ворам даже неинтересно было грабить, западло. Улица выбитыми фонарями не освещалась. Свет в палатке манил местных алкашей, бомжей, редких, припозднившихся прохожих и снег. Груня садилась по обе стороны маломощного электрического нагревателя, не боясь, что ее может убить током, пыталась согреться. Нагреватель и снег были ее единственными друзьями ночью, ее единственными немыми собеседниками до тех пор, пока к палатке за сигаретами не подошел Сашок.

Потом, когда они были уже в большой дружбе, с его стороны — так даже любовь была, Сашок признался Груне, что она понравилась ему сразу.

«Еще бы не понравилась, — подумала тогда Груня. — По закону единства и борьбы противоположностей я, черноглазая и черноволосая, и должна была тебе, альбиносику, понравиться. Это было естественно и все-таки странно. Потому что в тот морозный день как ты разглядел во мне, синей от холода, с красными пальцами и шмыгающим носом, будущую Груню Лемур с красочного плакатика, непонятно».

Купив сигареты, Сашок не ушел, курил около палатки. Груня, от холода и грязи, в которой уже привыкла работать, привлекательной девушкой себя не ощущала, поэтому на невысокого крепкого парня внимания не обращала. Две размалеванные девахи купили у Груни бутылку водки и не успели и шага сделать, как попали в руки милицейского патруля, вероятно, десантом заброшенного в глухой уголок столицы.

— Вы продали девочкам бутылку водки? — строго, как два прокурора, спросили «десантники» Груню.

— Ну и что? — не стала отпираться она.

— Им нет и пятнадцати, — торжественно, как будто приговор с большим сроком зачитывал, сказал один «прокурор»: генеральный. — Мы выпишем вам штраф в сумме трех минимальных зарплат, выпишем штраф владельцу палатки, пошлем документы в торговую комиссию за нарушение правил торговли, за продажу спиртного несовершеннолетним.

Показав на «девочек», Груня попробовала воззвать к совести милиционеров.

— Да на них клейма негде ставить. Да за такой «штукатуркой», да еще ночью, разве разглядишь, кто перед тобой?

«Ничего не знаем, — отвечали ей лица милиционеров. — Попалась, гражданочка».

Груня приуныла. Что же ей делать? Свой штраф она как-нибудь покроет через месяц каторжной работы. А штраф Сироты — юркого парня? А страшная торговая комиссия? Не понаслышке Груня знала — взятки за прикрытие дела о нарушении комиссия берет большие: может, и Сироте не по карману. По всему выходит, погубила Груня бизнес Сироты, а такое кто ж простит?

«Ну, что же мне — в петлю теперь?» — мрачно подумала Груня.

Но рано ей было намыливать веревку.

В дело вмешался вышедший из-за угла Сашок.

— А я в свидетели к девушке пойду, а она заявление в органы напишет о вашем вымогательстве, а вы на «девочек» посмотрите внимательно. Девчонки, по сколько абортов сделали?

Девахи захихикали, ответили трехэтажным матом.

Десантники-прокуроры пошептались, сказали Груне: «Ну, ладно, давай две бутылки водки».

— А вы пошли отсюда, петрушки! — прикрикнули они на «девчонок», взяли товар и пропали в начавшейся метели.

Груня поставила перед стеклом табличку: «Технический перерыв», открыла железную дверь палатки, впустила Сашка погреться и проговорила с ним по душам до утра.

Утром, когда хозяин — юркий парень Сирота, приехал на маленькой дизельной машинке с товаром, Сашок, показав на Груню, сказал ему:

— Она на тебя больше не будет работать.