Робертс ругала ее, говоря, что не пристало беременной шить да вышивать, мол, это не к добру. Но Эмбер лишь поджимала губы и не слушала. Она не верила ни в приметы, ни в подобные глупости.

Ребенок решил появиться на свет в самый последний день ноября. На улице завывал сильный ветер, принесший мокрый снег. Эмбер выглядывала в окно своей спальни, в очередной раз пытаясь разглядеть одинокую прозрачную фигурку малыша, которого из ночи в ночь поглощали волны. За год жизни в Карлайл-Холле она привыкла к тому, что по ночам то и дело слышится детский плач, потом смех, а если за полночь посмотреть в окно, то почти наверняка можно увидеть призрака. Поначалу он пугал Эмбер, и она каждый раз вздрагивала от страха, слыша рыдания несуществующего малыша. Но со временем страх ушел – осталась только жалось к этой крошечной душе, которая никак не могла найти успокоения.

Гораздо страшнее призрака были живые люди. Экономка, которая не давала Эмбер житья. И почему Фредерик не слушал ее и не хотел отказать мисс Робертс от места? Почему он не воспринимал всерьез жалобы Эмбер и как будто не замечал, с каким презрением относится к ней экономка?

Меж порывами ветра, когда на окно переставала накатывать дождевая вода, Эмбер снова удалось рассмотреть прозрачную белую сорочку, в которой крошечная фигурка бежала по пляжу. Вот на берег накатила очередная волна – и не оставила и следа от малыша. Неужели когда-то именно так погиб этот несчастный ребенок? Сбежал от нянек к морю, смеялся и радовался своей проделке, пока море не решило сыграть с ним в свою злую игру, забрав в непроглядную черную пучину.

Эмбер горько вздохнула и вдруг почувствовала резкую тянущую боль внизу живота. Она сразу догадалась, что это не ложные схватки, которые пугали ее вот уже несколько дней. Началось.

Она вышла в коридор, чтобы позвать Фредерика – его спальня находилась сразу за мастерской, – но снова почувствовала, как скрутило живот. Эмбер охнула.

– Фредди, – крикнула она. – Фредди!

Но никто не откликался. Кажется, Фредерик еще не поднимался к себе. После ужина он отправился в библиотеку. Эмбер вернулась в спальню и начала дергать ленточку колокольчика. Ей показалось, что прошло больше часа прежде, чем в глубине коридора послышались чьи-то шаги.

– Что вы расшумелись? – послышался недовольный голос мисс Робертс. – Весь дом переполошили.

– Ребенок… – Эмбер схватилась за живот. – Мой ребенок вот-вот появится на свет.

– Это всего лишь схватки, – усмехнулась мисс Робертс. – Вам наверняка придется помучиться несколько часов прежде, чем начнутся настоящие роды, а то и пару дней, – с каким-то злобным удовлетворением сказала экономка.

– Позовите повитуху и Фредерика.

– Под лестницей только-только сели ужинать, так что миссис Баркли я приведу, когда она поест, – отрезала мисс Робертс. – Ишь какая неженка. Потерпите!

Мисс Робертс пошла прочь, а Эмбер почувствовала, как по ногам потекло – у нее отошли воды. Она не стала дожидаться, пока повитуха поест, а начала снова и снова звонить в колокольчик в надежде, что кто-то еще из слуг услышит и придет на ее зов. Ей повезло. Видимо, внизу звук колокольчика из ее спальни создал такой переполошный звон, что миссис Баркли, повитуха, почуяла неладное и, не обращая внимания на увещевания мисс Робертс, поднялась к Эмбер.

За ее спиной показался Фредерик, но женщина остановила его, сказав:

– Вам, милорд, теперь тут не место. Ступайте вниз и ждите.

Предсказания мисс Робертс не сбылись. Бог был милостив к Эмбер, и всего через три часа она произвела на свет мальчика. Совершенно здоровенького розового младенца, который огласил Карлайл-Холл громогласным ревом.

Они назвали его Робертом.

Глава 14. Мод

Карлайл-Холл, Корнуолл, 2019 года

Серое небо грязной простыней висело низко над неспокойным морем. Разъяренные волны сыпались на берег белой пеной, разбивались о стрелку мыса мокрой пылью. Мод сидела на плоском валуне и задумчиво всматривалась в почерневший горизонт. Она только что закончила читать очередную запись в дневнике некоей Эмбер Фрайерс, который нашла в секретере. Мод испытывала бесконечное чувство жалости к этой незнакомой девушке, которая давным-давно жила в Карлайл-Холле. Любопытство Мод было в какой-то степени удовлетворено: она наконец-то узнала, кто жил в восточном крыле и кто был тем талантливым художником, написавшим все те картины, что долгие годы хранились в запертой мастерской. Наверное, Эмбер была одной из леди Карлайл, ведь в своем дневнике девушка пишет, что Фредерик, ее муж, – единственный наследник. А если так, то она и ее муж – непосредственные предки Артура. Вот, видимо, от кого ему передалась любовь к живописи. Хотя картин, написанных мужем, Мод так и не видела. Ее удивлял тот факт, что Артур, утверждавший, будто он не только ценит искусство, но и, как он выразился, сам на досуге балуется акварелями и пастелями, не проявил ни малейшего желания взглянуть на найденные в восточном крыле картины. Мод, которая в колледже изучала, хоть и мельком, историю искусств, могла с уверенностью сказать, что картины Эмбер Фрайерс не были любительской мазней, в них чувствовалась сила и настоящий талант. А потому удивлял Мод и другой факт: кто и почему запер их в темной мастерской на двести с лишним лет. Дневник Эмбер, по крайней мере, первые записи в нем датировались 1806 годом.

Мод вздрогнула, почувствовав, будто по коже пробежался холодок. Она обернулась на возвышавшийся на утесе дом. Ей показалось, что в окнах восточного крыла мелькнула чья-то фигура. Может быть, это сама Эмбер наблюдала за ней? Боковым зрением Мод уловила какое-то движение и, повернувшись, увидела Дэвида, показавшегося из-за поворота ущелья. Он был в светлых выцветших джинсах и светло-коричневом тонком свитере. Мод поймала себя на мысли, что Дэвид отлично сложен: широкие плечи и узкая талия говорили о том, что он наверняка долгие годы занимался плаванием или греблей. Дэвид был высок. Ветер разметал его волнистые волосы, отчего он казался мальчишкой.

– Дэвид, что вы здесь делаете? – улыбнулась Мод.

– Увидел из окон гостиной, что вы скучаете здесь одна, и решил составить вам компанию.

– Я вовсе не скучаю, – запротестовала Мод, хотя в глубине души она была рада, что Дэвид пришел к ней. Ей хотелось поговорить с кем-нибудь о Карлайл-Холле, о призраках, о картинах и дневнике таинственной Эмбер Фрайерс. И почему-то ей казалось, что Дэвид – лучшая кандидатура на роль собеседника.

– Прогуляемся? – предложил он и подал ей руку, помогая слезть с валуна.

– Сколько вам лет, Дэвид? – вдруг спросила Мод.

– Мне двадцать восемь, – широко улыбнулся он. – К чему этот вопрос?

– Просто иногда, когда я рассматриваю вас, мне кажется, что вы еще совсем мальчишка, – призналась Мод, краснея.

Дэвид добродушно рассмеялся и, поймав взгляд Мод, сказал:

– Я рад, что вам нравится рассматривать меня, Мод, – подмигнул он.

– Я вовсе