Роб судорожно вздохнул, ничего не сказал, ожидая, когда она закончит рассказ.

– Мой отец пережил мини-инсульт в пятьдесят восемь лет. Он пошел к врачу компании в то утро, жалуясь на сильную боль в голове и ноге. Он всегда настаивал на общем завтраке, который проходил в мертвой тишине. Потом все разъезжались, и он всегда мог пойти на кухню, съесть все, что хотел. В его обычное меню входили ежедневный стресс, кофеин и время от времени сигара. В тот день у него был забронирован рейс в Рим к важному клиенту, перед этим нужно было переделать массу дел. Врач бросил на него только один взгляд и хотел уже вызвать скорую помощь, но отец отказался, сказав, что с ним все в порядке. Подумаешь, болит голова. Просто из упрямства.

Лотти улыбнулась и провела рукой по лицу Роба.

– Я помню, что умоляла его поехать на обследование в больницу, он ответил: «Нет. Это не по мне. Больницы для бесхарактерных людей». Через два часа ему стало плохо в аэропорту. Я помню, как, перепуганная, спешила в больницу. Но когда приехала, первое, что увидела, – миловидную незнакомую женщину, которая плакала и обнимала его. А он улыбался, целовал и обнимал ее, пытаясь успокоить. Целовал и обнимал эту женщину! Последний раз он прикасался ко мне, пожав руку, на выпускном. Я даже не знала, что он умеет улыбаться.

В глазах Роба появилось такое изумление, что она только кивнула в ответ:

– О да. Через несколько минут приехала мама, и все стало ясно. Женщина была его любовницей. И это продолжалось тридцать лет. Эта женщина была его настоящей любовью, даже после того, как он встретил маму, у которой были деньги и семейные связи, выведшие его в люди. Мой мир перевернулся.

Лотти увидела татуировку на руке Роба и провела рукой по извилистому узору.

– Отец и его любовница остались в больнице, а мы уехали на такси. Мы сидели на заднем сиденье черного кеба и минут десять молчали, потрясенные и остолбеневшие, пытаясь осмыслить, что произошло. Потом мама заговорила. И впервые рассказала мне, что Чарлз Роузмаунт не мой биологический отец.

– Что? Ты хочешь сказать, что не знала об этом раньше?

Она кивнула:

– Даже не подозревала. Моя мать провела шесть месяцев на учебе в Париже через несколько лет после их женитьбы, влюбилась в студента, который был женат. Любовь с первого взгляда и все такое. Для нее это была любовь всей жизни, их страстные отношения продлились три месяца.

– И что случилось потом? Они же были не свободны?

– Не знаю. Она только сказала, что узнала о беременности несколько месяцев спустя. И мой отец был в восторге от этого. Просто на седьмом небе. Я должна была связать их распадавшийся брак. Но этого не случилось. Ему не понравилось, что рождение ребенка привнесло в дом беспорядок, а его гламурная хорошенькая жена вдруг перестала летать с ним, чтобы развлекать его важных гостей, как раньше.

– Они остались в браке, зная, что не любят друг друга?

– Они остались вместе, поскольку отец категорически отказался разводиться с матерью, совершенно ясно дав понять, что, даже если она уйдет, он оформит опекунство надо мной и она больше меня никогда не увидит.

У Роба вырвалось сильное ругательство:

– Почему? Он так хотел показать всю власть, что даже манипулировал ребенком, как пешкой в своей игре?

– Точно. И даже больше. Ему была нужна блестящая семья для поддержания имиджа корпорации. Это так красиво выглядело в его резюме. Безукоризненно чистенький дом, хорошенькая, послушная жена и умная дочь. Я всегда была просто частью его фальшивого дома, который он построил, чтобы тешить свое эго.

– А что твой настоящий отец? Ты знаешь, кто он?

– Ничего не знаю. Ей запретили разговаривать с ним, он даже не узнал, что у него есть дочь. И поверь мне, та ночь была очень длинной, мы говорили и говорили. Я тогда сильно плакала, и мы почти не спали.

Лотти побледнела.

– На следующее утро мой будильник прозвонил в пять утра, я вскочила, чтобы, как всегда, быть готовой к завтраку в шесть. Но вдруг села на кровати, у меня закружилась голова. Я сидела в полуобмороке, и меня вдруг охватили неожиданные чувства. В голову пришла сумасшедшая идея.

Она посмотрела Робу в лицо и взяла его за руки.

– Все закончилось. Я больше не собиралась возвращаться на ненавистную работу. Отцу пришлось выйти на пенсию раньше срока, он уехал во Францию с любовницей в дом, где они жили все эти годы. И мне больше не надо было добиваться его расположения. Впервые в жизни я почувствовала себя свободной. Словно огромный камень свалился с моих плеч, и я могла летать, как в чудесном сне.

Лотти опустила голову и, когда подняла, почувствовала, что у нее слезы льются по щекам.

– Я была так счастлива и так громко захохотала, что мама пришла проверить, все ли в порядке. Она беспокоилась, не стало ли все произошедшее для меня полным шоком. Но нет. Прошли годы с тех пор, когда мы обе смеялись последний раз, чувствовали себя счастливыми, свободными и веселыми. Передо мной открылся весь мир. Наконец-то я могла сама выбирать, что хочу делать.

– И ты подумала о Лили, да? – заметил Роб, смахивая слезы.

– Да-да, о ней. Единственное время, когда я была по-настоящему счастлива, – это время, проведенное за выпечкой на кухне. Вот что доставляло мне радость и приводило в восторг.

Она встала на колени на кровати и потянулась.

– Остальное ты знаешь. Я изменила свою жизнь и никогда не чувствовала себя счастливее. Никогда. Как ни странно, моя мама тоже счастлива. Счастлива, что я наконец нашла дело, которое люблю.

– У меня другое. У моей матери проблемы со здоровьем.

– Я знаю. Но теперь все изменилось.

Роб поднял голову и буквально впился в нее удивительными синими глазами, в которых стоял невысказанный вопрос.

– Теперь у тебя есть я. Теперь мы будем ухаживать за ней вместе. Если она захочет. Ну а пока, я думаю, мне нужно еще поспать, прежде чем начну печь. Если только ты не поможешь мне быстро согреться. Есть какие-нибудь соображения? О да, это определенно сработало бы, Роб!

Роб подпрыгивающей походкой шел по улице. Ему нужно было вернуться в «Бересфорд Ричмонд», принять горячий душ, побриться и переодеться.

Впервые в этом году у него не было желания возвращаться к работе в такое яркое раннее утро. Когда он вошел в офис Шона и сказал своему личному секретарю, что берет выходной, он не знал, кто из них больше потрясен.

Зато точно знал, кто виноват в том, что в его сердце произошли эти замечательные перемены.

Девушка, которую он поцеловал на прощание утром и которая лежала в полусне в студии над кондитерской и была желанной, как никогда.

Девушка, с которой он намерен провести весь день. Если хватит сил.

Какая женщина!

Она подходила ему во всем, и секс с ней был просто изумителен.