Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Система защиты Петербурга от англичан и шведов была продумана еще Петром I. По его заданию в те времена в Зунде постоянно жил русский агент, который в случае появления английских судов должен был сообщить об этом ближайшему, постоянно курсирующему там фрегату. От первого фрегата шел целый ряд судов (сколь длинна была эта цепочка!), сведения доносились до Дагерорда, а оттуда, с помощью береговых сигнальных огней, передавались в Китлин.
Блестящая идея, грандиозно воплощенная в жизнь, скажете вы? Бог мой, сколько средств, людей, материалов, работы мускулов и серого вещества тратила Россия на оборонительные сооружения и оружие, которое за полной ненадобностью так и не удалось опробовать. И это не издержки нашего времени, фундамент заложен еще Петром Великим.
В прошлом году автор по служебным делам посетила знаменитую и злосчастную петербургскую дамбу и могла своими глазами видеть остатки военных фортов, построенных при Петре I. Величественное и страшное зрелище. Для устройства искусственного острова прямо в море били сваи, устраивали бревенчатые ряжи, которые потом с баржи или со льда загружали гравием, камнями, булыжником, присыпали землей, на острове строилась неприступная крепость, где надлежало размещаться военному гарнизону, сигнальной службе, арсеналу и прочая, прочая… Все крепости были оснащены и готовы к военным действиям, но так и никогда не понадобились.[9]
Уже при Елизавете часть их пришла в полную негодность. В наше время это круглые, как блюдца, острова на мелководье, кажется, что они медленно плывут к горизонту и нет им конца. Кое-где на островах видны останки гигантских стен, все поросло худосочным лесом, заболотилось. Душа сжимается от величественной бессмысленности этой царской потехи.
Но хватит, воздержусь. Гений Петра создал флот, положил основу морскому делу в самых разных отраслях его, привил любовь к службе морякам и далеко раздвинул горизонты России. А что касается неиспользованных оборонительных сооружений и пушек про запас, то их хочется сравнить с огромным количеством лекарств, которых накупили и которыми не воспользовались ввиду здоровья натуры. Этому надо только радоваться!
Вернемся на фрегат «Св. Николай». С пассажирами Корсак смог встретиться только к ночи. Прежде всего он осведомился, накормили ли пассажиров ужином. Услышав утвердительный ответ, он велел пригласить их к себе в каюту, а вахтенному приказал подать туда портеру в достатке и приличные бокалы.
Каюта капитана была тесной. Фрегат, как и всякое другое судно, это дом моряка, и каждый капитан устраивает его по-своему. На фрегате «Св. Николай» царила безукоризненная чистота, все металлические детали пускали солнечных зайчиков в морские просторы, оснастка была в полном порядке, пушки в полной боевой готовности, паруса без заплат, а быт чрезвычайно скромен. Каюта капитана была образцом этой простоты и чистоты. Узкая койка, два стола — рабочий и обеденный, на стене карты, а также развешенные в удобном порядке шкалы, радиусы и квадранты, на полках в специальных гнездах покоились зрительные трубы, рядом готовальни, справочники и таблицы, к столу был жестко прикреплен большой компас. Единственной роскошью в каюте были икона в золоченом окладе и висящие над койкой отменно выполненные миниатюры Софьи и детей. Жена, изображенная в белом платье, с розой в напудренных волосах и с неприсущим ей торжественным выражением на бледном лице, была вставлена в прямоугольную рамку, дети в овальные. Лизонька на портрете была еще младенцем, а сейчас уже взрослая особа — двенадцать лет, посещает пансион, в коем учат арифметике, танцеванию, языкам разным, шитью и прочая, прочая… Николенька Корсак был в форме, поскольку проходил курс в Морском кадетском корпусе в классе гардемаринов.
Алексей оторвал взгляд от милых его сердцу миниатюр и подумал: хорошо, что пассажиров только двое, а то и усадить их было бы негде.
— Присаживайтесь, господа…
Бородатый, бледный, утомленный, в камзоле светлого шелку сразу сел в дальний угол под икону, второму ничего не оставалось, как сесть напротив Корсака. Сей невеликий господин тут же отодвинул от себя свечу, а потом он как-то странно потупился и прикрыл маленькой ручкой половину лица, словно оно у него было запачкано, оцарапано или пчелой укушено, словом, девицы, эдак жеманясь, прячут от жениха родинку, которая, по их понятиям, уродует лицо.
Представились:
— Барон Хох, — маленький господин вскочил, поклонился, не отрывая ладони от лица.
— Банкир Бромберг, — важно и высокомерно назвался плотный господин, — я вольный коммерсант из Кенигсберга, плавал в Англию по торговым делам.
— Куда плыл галиот?
— В Щетин.
— Вы, барон, тоже из Англии?
— Тоже… плавал по торговым делам, — Хох упорно смотрел в угол.
— Так вы вместе?
Никоим образом, — четко произнес Бромберг. — Я познакомился с милейшим бароном уже на борту судна, — он доброжелательно улыбнулся, расслабившись, закинул ногу на ногу, хоть это и трудно было при тесноте каюты, — насколько я помню, барон из Гамбурга.
Принесли портер и бокалы на подносе, стекло осторожно позвякивало в такт качке фрегата.
— Прошу, — Корсак разлил пиво по бокалам. — За ваше спасение, господа! Я хочу уведомить вас, что вы ни в коем случае не являетесь моими пленниками. Мы не воюем со штатскими, а посему вы вольны сами себе выбрать судно. Сейчас мой фрегат и галиот следуют по одному курсу, но скоро наши пути разойдутся. Галиот с русской командой на борту, но со старым капитаном поплывет в Пиллау. Мой же фрегат продолжит путь в Мемель.
Банкир слушал капитана с величайшим спокойствием и достоинством.
— Я благодарю вас, — сказал он с чувством. — Вы спасли нам жизнь. И если теперь великодушно предлагаете выбрать судно, то я бы предпочел плыть на галиоте, с вашего позволения. Я к нему уже привык.
Алексей повернулся к барону, который, потянувшись к портеру, ослабил меры предосторожности, убрав руку от лица. Пламя свечи вдруг вспыхнуло, осветив его испуганную физиономию.
«Да мы знакомы, — подумал уверенно Корсак. — Откуда?»
Он вдруг отчетливо вспомнил резвую фигурку барона, как он бежит вприпрыжку по палубе и длинная шпага его цепляется за мачты и снасти. В памяти, как бы параллельным планом, возник образ умирающего Брадобрея, и умоляющие глаза его, и синюшные ногти.
— А ведь мы встречались, барон, — сказал Алексей весело. — Или вы меня не узнали?
Барон поперхнулся пивом и затряс отрицательно головой. Спутник посмотрел на него сурово.
— О, господин барон, всмотритесь в капитана повнимательнее. Почему вы отказываетесь от такого приятного и полезного знакомства?.. В вашем-то положении…
— Да не помню я их, — с раздражением бросил Хох, переходя вдруг на лакейское «их» без добавления титула, «сиятельства», скажем, или «превосходительства». — Вероятно, я похож на какого-то другого господина.