– Выйди! – рявкнул он сыну, наконец придя в себя.

Это было похоже на замедленную съемку. Карлайл с отвращением оглядел миссис Лоуренс – видеть отца он не мог. Ее лицо стало таким же бордовым, как и кусок шелка, которым она старалась прикрыться. Мальчику эта ткань показалась знакомой. Да, точно, еще вчера Джемма, его мама Джемма, мурлыча себе под нос песенку, пришивала к этому шелку черное кружево по подолу, и ее тонкие пальчики порхали по гладкой ткани. А сам он сидел на окне, готовя уроки, и следил за каждым ее движением.

Карлайл слетел с лестницы и выбежал на улицу. Ему хотелось свежего воздуха. Но даже ветер с моря не помог.

Прямо на пороге отцовского магазина его вырвало.

Джемма видела, что что-то произошло. По его походке, ссутуленной спине. По тому, как Карлайл не сказал ни слова, только махнул рукой. Но то, что он запер дверь в свою комнату, ее ошеломило.

Сын чувствовал, что причиняет матери боль. Но боялся, что не сможет сказать «все хорошо», глядя ей в глаза. Все не было хорошо. Он не понял толком, что происходило в комнате над магазинчиком отца, но ощущение грязи, гадливости охватывало его при каждом воспоминании о той минуте. Он просидел до вечера, закутавшись в лоскутный плед, и слышал, как вернулся с работы отец.

О, если бы Джемма догадалась, что именно произошло на глазах у мальчика! Она бы нашла слова его утешить. К ней самой уже давно стекались многозначительные взгляды и намеки, которым она не придавала значения, – что Бетси Китс-Лоуренс слишком часто вертится рядом с ее мужем. Ну и что с того? Джемма с каждым годом все больше понимала, что любит мужа не так уж сильно, легкий угар влюбленности в него прошел почти сразу после свадьбы, оставив лишь привязанность. Однако она была благодарна ему за то, что он подарил ей Карлайла, самый неслыханный, бесценный дар, который только мог преподнести, сам того не осознавая.

Но Карлайл ничего ей не говорил. Все увиденное хоронилось в дальних глубинах его памяти. Он стал еще ласковее к матери, а с отцом не разговаривал. Уже тем же вечером Оливер понял, что сын ничего не рассказал Джемме, и до поры успокоился. Тревожило его теперь только одно: взгляд у сына, когда тот смотрел на Оливера, становился презрительным, уничижительным, как будто Карлайл видел перед собой мерзкую букашку, а не родного человека. Это был упрек. И Оливер ненавидел сына все больше.

– Знаешь, Джемма, – как-то после ужина начал Оливер. – Я договорился, и Карлайла… В общем, его приняли в Ларнихолл, закрытую школу для мальчиков. В Эксетере.

– Что? – Джемма не поверила своим ушам.

– Я подумал и решил, – продолжил Оливер. – Он уже большой, пора ему учиться как подобает. Получить приличное образование. А в этой глуши…

– Что ты сделал? – Джемма была в ярости. – А меня спросить ты не мог?

– И что бы ты сказала? – Губы Оливера изогнулись в издевательской улыбке. – Что любишь его до умопомрачения и готова нянчить всю жизнь? Что ему больше никто, кроме тебя, не нужен и вы вместе проживете до старости? Я ведь предупреждал тебя – он уже вырос, это ненормально – так слепо его любить.

– Ты не в своем уме! – Джемму трясло. – Как ты посмел? Он никуда не поедет!

– Поедет, дорогая, и еще как.

– Нет. Иначе весь город открыто узнает, что ты спишь с Бетси! – Джемма кинула пробный камень и с горечью поняла, что слухи оказались верны. Впрочем, сейчас не об этом речь. – Какой скандал будет, а? Член городского совета мистер Хорни лезет под юбку замужней даме!

Джемма расхохоталась. Но веселье ее было рассчитано только на зрителя – она видела себя хохочущей словно со стороны, отстраненно, внутри ей было не до веселья.

Оливер замер. Затем на его физиономии появилось насмешливое пренебрежение.

– Этот гаденыш все-таки рассказал тебе, что застукал нас…

Лицо Джеммы исказилось, но Оливер не понял смысла этой гримасы. И продолжал:

– Мне уже все равно. Только знаешь что, моя милая? Если ты станешь противиться школе… Я, пожалуй, разведусь с тобой. Мальчик, конечно, останется со мной, мне ничего не стоит убедить нашего судью, что ты плохая мать… Или что со мной ему будет лучше. Я увезу его в Эдинбург, и тебя даже близко к нему больше не подпустят. Весь Локер всегда будет на моей стороне, ты же знаешь. Надо было строить отношения с соседями, а не скакать по горам, как коза, со своим ненаглядным ублюдком!

Джемма чуть не рухнула в обморок, дощатый пол вздыбился под ногами. Она хотела уцепиться за стул, но Оливер сделал шаг, якобы чтобы поддержать ее. Его рука со всей силы стиснула ее запястье, чуть не до хруста.

– Ты не посмеешь, – сухими губами прошептала Джемма, умоляюще глядя на мужа. Она даже не чувствовала боли в руке, страх парализовал нервы. Она проигрывала. Боже, да, тысячу раз да, она всегда была слишком строптива и свободна, чтобы любезничать с горожанами. Они хоть и улыбались ей изо всех сил, но недолюбливали! В открытом противостоянии у нее нет шансов победить очаровашку Оливера.

– Еще как посмею. Он отобрал у меня тебя. А я могу отобрать его у тебя. Справедливо, не находишь? Только пикни, миссис Хорни. И больше никогда не увидишь сыночка…

Необходимость отъезда в школу за полторы сотни миль от дома Карлайл воспринял внешне спокойно. Но внутри все обрывалось от вида любимых, выжженных слезами глаз. Глаз Джеммы.

В последний день перед отъездом он притащил домой котенка с перебитой лапой, которого нашел на пустоши. Котенок пищал и плакал как ребенок, но после перевязки, которую Карлайл провел на удивление умело, попил молока и заснул, свернувшись клубочком на коврике.

– Это тебе мой подарок, – шептал Карлайл Джемме. – Его зовут Реми. Он будет всегда с тобой и будет напоминать обо мне.

– Я буду его любить, но… Мне не нужны напоминания, милый. Я помню о тебе каждую секунду.

– Знаю, мамочка! – Карлайл расцеловал пальцы Джеммы, которые только что застегивали его чемодан. – Я всегда рядом, ты же знаешь.

Джемма вздрогнула и улыбнулась. В самом деле, что это она развела нюни? Разве перед нею не стоит ее ангел, который сопровождает ее всегда и везде, всю ее жизнь? Этот ангел, воплощенный в ее сыне, – разве он может покинуть ее?

Сутки после отъезда она еще жила этой мыслью, твердя ее, как заклинание, возводя ее вокруг себя стеной. Но наступил и тот момент, когда тоска прорвала дамбу и затопила все вокруг. Джемма не могла работать, не могла дышать, мысль о том, что Карлайл сейчас томится тоже, была невыносима. Отрез бледно-желтого крепа никак не хотел кроиться, ткань выскальзывала из рук и раз за разом оказывалась на полу.

Котенок, хромая и подволакивая перебинтованную лапу, подцепил когтями обрезки ткани и стал таскать их по комнате. Джемма улыбнулась сквозь слезы и взяла шалуна на руки, почесала пушистую шею. Тот тотчас же заурчал и доверчиво зажмурился.

– Ну ничего, – прошептала она котенку. – Мы же выдержим, правда? Сто пятьдесят миль – это же такой пустяк…