В деле императорской миссии в Афинах сохранились некоторые документы Троянского, в частности, опись обнаруженных по его смерти документов и некоторого имущества. Любопытно духовное завещание, оставленное дипломатом.

«Духовное завещание

Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

Оставляю моей милой жене Кате всё немногое, что находится в моём доме, деньги, серебряные вещи, мебель, коллекции древностей, книги и пр.

Декабрь 8 дня 1901 года, А Троянский».

Среди того «немногого», о котором пишет умерший, Екатерине Троянской достались шикарные коллекции древних римских и греческих монет, бриллианты, золотые вещи, жемчуг и кое-что другое. Зря прибеднялся действительный статский советник Троянский!

А вот как на дипломатическую работу назначались «военные соседи» — офицеры Генерального штаба русской армии. Перед нами письмо от 8 мая 1910 года из Главного управления Генштаба, написанное от руки полковником Монкевичем (за обер-квартирмейстера), заверенное делопроизводителем полковником Самойло и адресованное управляющему Департаментом личного состава и хозяйственных дел Кимону Эммануэльевичу Аргиропуло: «Корнет Лейб-гвардии коннаго полка Врангель фон Гюбенталь 2-й ходатайствует о прикомандировании его, по климатическим условиям, на годичный срок к нашей миссии в Болгарии, с назначением в распоряжение нашего военного агента в Софии полковника Леонтьева.

Главное управление Генерального штаба, сообщая об изложенном, просит не отказать в уведомлении, не встречается ли означенному прикомандированию, без расходов из казны, препятствий со стороны Министерства иностранных дел».

Следует резолюция Аргиропуло:

«Справиться в 1 — м департаменте о том, не было ли уже переписки по этому делу — если нет, запросить о том старшего советника-посланника А». Подчинённый готовит запрос в миссию в Болгарию и за подписью Аргиропуло от 15 мая тот уходит в Софию. Посланник Дмитрий Константинович Семёновский-Курило отвечает, что «препятствий к прикомандированию поименованного корнета нет». 6 июля полковник Монкевич извещает Департамент личного состава и хозяйственных дел о том, что на командировку корнета Врангеля фон Гюбенталя 2-го получено «высочайшее соизволение».

Так довольно быстро, в пределах разумного — за два месяца, — был решён кадровый вопрос — устройство в министерство представителя другого ведомства. (Вероятно, потому, что между Генштабом и МВД не было посредника в лице выездной комиссии ЦК КПСС.)

Как и теперь, царский дипломат, получивший назначение на службу в миссию, посольство или консульство, приступал к подготовке. Например, для Соловьёва, направлявшегося на работу в миссию в Пекине, открыли доступ в политический отдел, и он стал знакомиться с делами Пекинской миссии.

Дипломатам, выезжающим в командировку, полагались подъёмные деньги, включавшие путевые расходы, питание, остановку в гостиницах и покупку билетов на пароходы, в поезд и т. п. Существовал порядок, согласно которому перед выездом дипломат должен был сходить на приём к министру и получить начальственное рукопожатие и последние напутствия. Секретарь министра назначал для этого специальное время и заблаговременно извещал об этом заинтересованное лицо.

Составлялись специальные списки дипломатов, идущих на обязательный приём к своему министру по случаю своего отъезда к месту службы, приезда в Петербург после командировки, при определении на службу в МВД или получении нового назначения.

Вот как примерно выглядели такие списки:

«Список лиц, желающих представиться к Г. Министру

Секретарь миссии в Цетинье, коллежский асессор фон Мекк

По случаю приезда в Санкт-Петербург

Делопроизводитель VII класса 2-го департамента надворный советник Байков

По случаю новаго назначения

Пометка карандашом или чернилами: "Завтра в субботу 13 марта в 12 часов".

Читал: М. ф. Мекк (подпись)

Читал: А. Байков (подпись)».

Если дипломат не успел «прочитать» о назначенной аудиенции в здании Министерства иностранных дел, то его вежливо, независимо от чина и ранга, уведомляли о ней по почте.

Для барона М. М. Таубе, получившего назначение в загранкомандировку, управляющий Департаментом личного состава и хозяйственных дел барон К. К. Буксгевден оставил записку следующего содержания: «Прошу сообщить барону Таубе, что ввиду исключительных занятий министр лишён возможности его принять, и что поэтому будет достаточно, если он распишется у Его Сиятельства. Карл Буксгевден».

Причины для беседы с отъезжающими и приезжающими дипломатами часто возникали у ДЯСиХД, и тогда дипломатов приглашали по образцу, который, к примеру, вручили под расписку Н. М. Поппе: «Директор ДЛСиХД, свидетельствуя своё почтение Его Высокоблагородию Николаю Максимовичу, имеет честь покорнейше просить его пожаловать в присутственные часы в Департамент для переговоров по делам службы».

Как мы видим, дипломаты вели себя во всех случаях как дипломаты и в общении между собой использовали типично дипломатические приёмы. В данном случае простое приглашение по форме выглядело почти как вербальная нота.

На приглашении барону Д. Ф. Пиллару фон Пильхау осталась пометка: «Не вручено за отъездом Пиллара в Рим». Барон уехал к месту службы без начальственного рукопожатия.

П. С. Боткину департамент устроил прощальный обед у Кюба[35]. Начальство почему-то отсутствовало, из старших дипломатов присутствовал только Н. Г. Гартвиг, и ужин удался на славу. Все были оживлены и в ударе. Особенно отличился «симпатичнейший» Николай Генрихович. Он попросил несколько минут для экспромта и «выдал» следующие напутственные стихи виновнику торжества:

Спустя месяца два-три после соответствующей стажировки в нужных отделах и департаментах дипломат выезжал к месту службы. В здании Министерства иностранных дел он мог теперь появиться лишь в случае очередного отпуска.

Согласно Боткину, при разобщённости сотрудников министерства им было трудно дать какую-либо общую характеристику — уж больно все они были разные. Встречались дельные и способные, попадались и никуда негодные; были богатые и бедные, образованные и круглые невежды. Одним словом, как везде. Впрочем, мемуарист выделяет две основные группы своих коллег: «одним на службе бабушка ворожит, а другие в поте лица пробивают себе дорогу». Социальная разница, как и везде в империи, давала себя чувствовать в стенах Министерства иностранных дел.