Не смущали амазонки и А. П. Дьяконова, поскольку можно свести их упоминание к пережиткам матриархата, которые существовали у относительно отсталых племен евразийских степей до сер. I тыс. н. э. Зато локализация их еще Геродотом (!) между Танаисом и Меотийским озером позволяет более или менее определенно локализовать народ рус (Дьяконов 1939. С. 88), живущий поблизости, но тысячелетием позже. Описание же народа «русов» как богатырей, которых не носят кони, можно согласовать со сведениями о росте и слабой вооруженности антов у Прокопия и других писателей VI в. (Пигулевская 1952. С. 46). Отыскивание такого рода совпадений[80] позволяет игнорировать «несовпадения», относить их на счет фантастических деталей повествования. Так, исследователей «древностей русов», которые, по справедливому определению Б. А. Рыбакова, характеризует специализированная воинская «дружинная культура», не смущает известие сирийского автора об отсутствии у «народа рус» оружия.

Такого рода поиски совпадений в духе исторической школы можно было бы продолжить, увязав, в частности, информацию о трех черных народах, обитающих к северо-востоку от «русов», с северянами (благо этот этноним можно этимологизировать из иранского как «черный»), их городом Черниговом и т. д., после чего «русы» обрели бы вполне исторический контекст.

Главная сложность, даже с последовательных позиций исторической школы не позволяющая безоговорочно принять подобную реконструкцию для этнической истории Восточной Европы VI в., заключается в том, что аутентичным источникам по Восточной Европе народ рус или рос неизвестен. Зато имя «Рос» хорошо знакомо греческой — византийской традиции и восходит к неточному переводу Септуагинты: еврейский титул насирош в книге Иезекииля (38, 2; 39, 1) — «верховный глава» — был переведен как «архонт Рос» («князь Рош» в славянском переводе). Получилось, что пророчество Иезекииля относится к предводителю варварских народов севера — «Гогу, в земле Магог, архонту Роса, Мосоха и Тобела» (Иезек. 38, 2, см. эпиграф к главе).

На этот «факт», привлекаемый в русской историографии со времен Синопсиса 1674 (с. 55), обратил внимание и А. П. Дьяконов, но парадоксальным образом объяснил «интерпретацию» переводчика Септуагинты тем, что тому уже был известен некий народ рос[81]. Здесь ученый не оригинален — он следует традиционным толкованиям Библии с позиций исторической школы (ср. в церковном словаре — Дьяченко 1993. С. 556–557, где и титул русского князя в арабской передаче Х в., хакан-рус, трактуется как калька евр. наси-рош). Но точно так же шведский дипломат Петрей в начале XVII в. трактовал титул соперника Швеции — «великого князя» Московского как потомка «гнусного и жестокого» Мосоха (Мыльников 1996. С. 32).

С Гогом чаще всего в эпоху Великого переселения отождествлялись (по созвучию) готы (Вольфрам 2003. С. 50–53). В связи с реальными варварскими вторжениями — гуннским нашествием первой половины V в., пророчество Иезекииля и библейские имена Гога, князя Рос, Мосоха и Тобела упоминаются константинопольским архиепископом Проклом (434–447 гг.: Сократ Схоластик 7, 43): появлению князя Рос способствовало здесь имя предводителя гуннов Роугас, Роас (ср.: Станг 2000. С. 18). Это позволило Г. В. Вернадскому (опиравшемуся на А. П. Дьяконова) еще на два столетия углубить историю «народа рус» — «славяно-иранского» (антского) клана «рухс-асов», или роксоланов, обитавшего в Приазовье по крайней мере с IV в. и принявшего участие в гуннских походах и т. д. (Вернадский 1996. С. 155–156, 268). Здесь опять-таки игнорируется контекст источника, упоминающего имена Гога и Магога, которые прилагались древними и средневековыми авторами к варварским народам Севера от киммерийцев и скифов до готов и славян (ср. Свод, т. 1. С. 281–282) и монголо-татар — вне зависимости от реальных этнонимов (Anderson 1932; Westrem 1998).

Позднесредневековая историография XVI–XVII вв., как уже говорилось во Введении, продолжила эту традицию, отождествив Мосоха с Москвой (Мыльников 1996. С. 32 и сл.) и даже Товал/Тобал (Фувал) с Тобольском. Многочисленные книжные легенды были синтезированы уже в польской хронике М. Стрыйковского (1582 г.), где некий Рус, предок-эпоним русских, объявляется братом или потомком Леха (предка поляков) и Чеха, общим праотцем которых и оказывается Мосох, сын Иафета (правда, здесь Мосох не отождествляется с Москвой, ибо это означало бы старшинство Московского государства над Польшей; ср. во Введении).

Большая часть исследователей (см. обзор: hulin 1981; ср. из ранних работ — Вестберг 1908. С. 376) возводит «народ рос» у Захарии Ритора и других раннесредневековых авторов к библейским реминисценциям и, естественно, не видит в именах «Гога и Магога, князя Рос» реальных этнонимов и обозначений исторических народов. Впрочем, иная интерпретация «народа рос» как передачи греч. Ηρωες (сирийским ерос) со значением «герои мифических времен» (ср.: Marquart 1903. P. 359, 360) в большей мере соответствует античной традиции об амазонках. Вместе с тем следует отметить, что библейские предания и античные легенды об амазонках легко контаминировались в сирийско-византийской традиции (особенно с распространением «Романа об Александре» Псевдо-Каллисфена)[82]. Кавказ и «Каспийские ворота» как раз ассоциировались со стеной Гога и Магога и железными воротами, воздвигнутыми Александром. Правда, ко времени Захарии Ритора «дикие народы» уже прорвались через эти ворота в мир цивилизации и обрели свои исторические имена на страницах хроник. Зато за «историческими народами» оставался неизведанный простор, населяемый традиционными монстрами.

Мифологический пассаж Захарии Ритора имеет вполне самостоятельную структуру: женский народ противопоставлен соседнему мужскому, конный — пешему, вооруженный — безоружному[83]. Возможно, великаны-рос противопоставлены карликам-амазратам, но вероятно, что препятствием для конной езды у них было не богатырское сложение, а (если буквально следовать тексту) длина конечностей (и это еще одно несоответствие «народа рос» у Захарии народам Гога у Иезекииля, где речь идет о конном войске — ср. эпиграф к главе). Если так, то «народ рос» оказывается «автохтонным» не в историческом[84], а в мифологическом смысле: длинные конечности указывают на хтоническую (змеиную) природу. Ср. змееногую богиню — родоначальницу скифов (Геродот IV, 9: см. также Введение) и т. п. Автохтонистский историографический миф смыкается здесь с автохтонным первобытным. Очевидно, перед нами не исторический народ рос, а очередной народ-монстр. Недаром список продолжают три черных народа «у северных краев»: их чернота может быть интерпретирована в соответствии с распространенными космологическими и цветовыми классификациями, по которым север — страна тьмы, связанная с черным светом, Сатурном и т. п.