Вирджиния Вулф стала одной из моих самых любимых писательниц с тех пор, как я случайно наткнулась на одну ее книжку. Это была красивая английская книга в кожаном переплете с интригующим названием «Своя комната». Когда я сунула нос в толстую книгу, я сразу почувствовала, что ее запах был совсем не похож на запах индийских книг, сладко пахнущих рисовым переплетным клеем. Мне показалось, что это запах далеких стран и новых мыслей. Этот аромат преследовал меня очень долго и означал то, чего я сильно желала, но для чего не находила слов.

Когда я показала эту книгу маме, она, взяв ее в руки, ничего не сказала. Затем добавила, что отец заказал ее за несколько месяцев до смерти. И разрешила мне забрать ее.

Сколько вечеров я провела, перечитывая эту книгу, которая оказалась скорее сборником эссе, а не рассказов, так любимых мною. Я почти не понимала, о чем пишет автор, но чувствовала ее печаль и страсть. Я видела ее, стоящую в комнате, полной женщин — в предисловии было сказано, что изначально эти эссе были речами — и призывали слушательниц сбросить шоры и бороться за свои права. Она говорила тихо, совсем не повышая голоса, но с такой страстью, которая могла пронзить любое сердце, словно стрела — так же, как она пронзила мое. Меня очень удивило, что отец мог захотеть читать такую книгу. Я представляла себе, как он читает ее, лежа в кровати поздно ночью рядом со спящей матерью. Я видела теплый свет лампы, падающий на его пальцы, когда он переворачивал страницы. Может, он, как и я, хмурился, обдумывая какие-нибудь мысли или слова из книги. Или резко задерживал дыхание, сочувствуя или возмущаясь словами героини. То был первый раз, когда я смогла подумать об отце без ожесточения.

Повзрослев, я уговорила маму заказать все романы Вулф, и каждый раз, когда она брала меня с собой в магазин, я, забравшись в угол, с жадностью глотала страницу за страницей. Я очень боялась, что кто-нибудь купит эти книги, прежде чем я успею их прочитать. Но они не пользовались популярностью у местных интеллектуалов, предпочитавших Диккенса, Харди и Э. М. Форстера.

И вот я достала все книги Вулф, которые у нас были, и начала их расхваливать. Я рассказала о ее стиле, похожем на течение реки с неожиданными поворотами; ее проницательности; ее символах; ее героинях — талантливых женщинах с обреченными душами, не похожих ни на каких других — ни в литературе, ни в жизни. Я надеялась, что хотя бы одна или две книги найдут своего покупателя, прежде чем новый хозяин свалит их на склад, где их сожрут термиты. И я чувствовала, что этот молодой человек с насмешливыми глазами сможет оценить их по достоинству.

Когда я замолкла, чтобы перевести дыхание, он сказал, что мое красноречие убедило его и он покупает все книги.

Я неумело, но гордо завернула их в бумагу, стараясь казаться опытным и профессиональным продавцом, но, когда он спросил, не работаю ли я в этом магазине, я, не выдержав, рассмеялась. Управляющий Бабу бросил на незнакомца суровый взгляд, чтобы поставить молодого человека на место, и сказал ему, что он разговаривает с мисс Анджали, дочерью владелицы магазина.

Но это, кажется, не произвело должного впечатления на юношу.

— А, мисс Анджали… Тогда неудивительно, что вы так начитанны. Вы, наверное, учитесь в колледже, где изучаете литературу?

По выражению лица Бабу было видно, что ему этот вопрос кажется слишком нахальным и ему страшно хочется поскорее спровадить молодого человека. Но тут ему закричали, что новая вывеска плохо закреплена на крючках, и ему пришлось выскочить из магазина.

Я ответила незнакомцу, что я не учусь в колледже, хотя больше всего на свете хочу именно этого. Несмотря на то что я старательно пыталась скрыть грусть в голосе, мне казалось, что молодой человек услышал ее.

— Даже больше, чем выйти замуж? Я думал, что большинство девушек вашего возраста хотят именно этого.

— Мне не надо об этом мечтать, — язвительно ответила я. — Я и так скоро выйду замуж, как только мистер Америка приедет сюда.

— Мистер Америка? — удивленно подняв брови, переспросил он.

Я рассказала ему о Суниле и его вышедших из строя материнских платах. Я знала, что говорила слишком много, но взгляд молодого человека так располагал к откровенности, как никто и никогда прежде.

— Боже, какой же он, наверное, зануда, — воскликнул незнакомец.

Я не понимала, что со мной, но у меня появилось совершенно глупое желание схватить его за рукав курты и сказать «Не уходите!» или вообще, без всякого стыда «Возьмите меня замуж!», потому что была уверена — такой человек позволил бы мне учиться, и я смогла бы поступить в один из женских колледжей. Это было бы здорово, даже если бы я была замужем. Мы, может быть, даже читали бы вместе книги Вулф.

Да, Анджу. А еще, может, луна превратится в обезьяну, а рыба — взлетит в небо…

Я протянула незнакомцу сверток с книгами, и он, вместо того чтобы взять книги, накрыл мою руку своей ладонью. Я замерла от изумления. Он что, прочитал мои мысли? А если нас кто-нибудь увидит? Но он улыбался так открыто и дружелюбно, что я даже не пыталась вырвать руку.

— Я знаю ваше имя, мисс Анджали. Может, вы хотите знать мое?

Я стояла, уставившись на него. Сердце подскочило от закравшегося в него подозрения. Нет, не может быть. Такого везения не бывает.

— Да, я Сунил. Мистер Америка собственной персоной. Пожалуйста, не смущайтесь, — сказал он, жестами указывая на свою одежду. — Простите, что я не сразу сказал вам, я просто хотел увидеть вас такой, какая вы есть на самом деле, а не во время этой фальшивой церемонии смотрин, на которых невесты, замотанные в шелка и обвешанные украшениями, безмолвно сидят, опустив голову. Хотя, познакомившись с вами, я уже понял, что вы не из тех, кто молча сидит, не поднимая головы, я угадал?

Я засмеялась вместе с ним, хотя еще и не избавилась от чувства неловкости. Как знать, был это комплимент или нет?

— Позвольте выразить вам, — сказал Сунил, смешно кланяясь, — как я восхищен вашей жизнерадостностью. Вы заслуживаете того, чтобы ваши мечты сбылись. И если вы окажете мне такую честь и согласитесь выйти за меня замуж, я постараюсь сделать так, чтобы все ваши желания исполнились.

Я вся залилась краской от радости, мгновенно переполнившей меня. Я даже не смогла ничего придумать в ответ. Я, кого наши мамы постоянно ругали за болтливость!

— Ну что, по рукам? — спросил мой будущий американский муж.

Хотя это был вовсе не вопрос, а утверждение. Его голос был тягучим, как патока, и таким уверенным, словно ни одна женщина ему не отказывала, никогда. И я их понимала.

Я хлопнула его по руке, стараясь сделать это как можно тверже — иначе я просто улетела бы, ведь на сердце у меня было так легко. Он снял очки, и я заметила золотистые пятнышки в его глазах. А как красивы были его брови, изогнутые дугами! Я уже мечтала о том вечере, когда мы будем читать друг другу «На маяк».

Я собиралась сразу, как только приду домой, попросить прощения у Судхи, потому что она была совершенно, полностью права: любовь и чудеса случаются.